Страница 3 из 94
Валентин приложился к щечке, поздравил и уселся рядом с Ириной, напротив ее мамы. Аделаиду Семеновну он покорил обходительностью и манерами, двоюродных сестер просто обворожил, причем с одной из них оказался знаком. Когда начались танцы, пригласил именинницу на вальс и прошептал на ушко:
- Как ты великолепна...
- А ты нахал, - ответила та, в душе признательная нежданному гостю.
Обязательный ритуал застолья был для нее тягостен - дурацкие подарки, выпивка и томительное сидение в скучной компании. Валя расцветил эту "днюху", как внезапный фейерверк ночное небо. Горячие руки лежали на ее талии и плече, вел он уверенно. Мужской парфюм благоухал незнакомо и насыщено.
- Что у тебя за духи?
- Фаренгейт. Люблю все изящное, изысканное...
- Я заметила.
Он закончил фразу:
- ...такое, как ты, - пристально всматриваясь в её глаза.
- Что увидел?
- В тебе нечто возвышенное, благородное есть...
Именинница парировала: - ...если и есть, то не про вашу честь, - но для себя отметила: "Каков прохиндей! Сплошное удовольствие вести с таким пикировку. Соблазняет, нисколько не стесняясь присутствия мужа! Умен, нахален, в чем-то даже красив. Не смазливой мордашкой, а умом, просверкивающим в глазах, игрой мимики."
- Не надо категоричности, все может быть...
- С чего бы такая уверенность?
- Жизнь женщины не может быть ограничена семьей. Ей нужны поклонники и ухаживания, дабы знать, что она красива... - говорил Валентин, и полные губы то складывались в улыбку, то иронично кривились в усмешке, живостью украшая тонкое лицо.
- А я красива?
-Необычайно, - и брови взмыли, выражая крайнюю степень восхищения.
- Врешь ты все!
- Я никогда не обманываю женщин...
Ирина закончила фразу в пику ему: - ...без особой на то причины, - и опять с удовольствием отметила: "Умен, чертяка, ах, умен! Молчит и улыбается, врать не хочет."
Танец кончился, именинница высвободилась из объятий соблазнителя, который тотчас вернулся к столу, что-то принялся есть, живо беседуя со Степой. Для курения отводилась кухня. Настя, которая была знакома с Чирковым, заговорщицки подмигнула сестре:
- Он и к тебе клинья бьет?
Нарочито простецкая манера выражать мысли, граничащая с пошлостью, покоробила Ирину:
- Клинья бьет? Скажешь тоже, - она затянулась горьковатым ароматным дымком, отвернулась и облокотилась на подоконник, не желая продолжать, но кузина не унялась:
- Ирка, он бабник. В универе всех перетрахал. Берегись!
- Я не все! И мне он в этом качестве не нужен...
- Зато он на тебя круто запал, это видно. Меня б так обхаживали, сразу бы дала!
Подвыпившая сестра подмигнула, усилив раздражение Ирины: "Глазки блестят масляно, будто предвкушает обольщение. Как неприятно она губы облизывает! Неужели можно до такой степени желать чужого, почти незнакомого мужика? И что, этот обольститель даже на таких вульгарных, легкодоступных баб обращает внимание? Спит с ними? Фу, гадко-то как!"
Настроение именинницы резко упало. Она загасила сигарету, вышла в комнату. Поймав взгляд Валентина, поманила пальцем, а когда подошел, вопросительно глядя, негромко приказала:
- Собирайся и пошел вон.
- С чего бы это? - Удивился тот.
-Ты мне не нужен тут. Я тебя не приглашала.
- А причину выдворения узнать можно? - Ответа не последовало, глаз Ирина не отвела, и Чирков попросил:
-Так хоть до порога проводи.
- Могу Степе поручить, если дороги не знаешь.
- Ой, не вплетай мужа, ему и так неприятно, что единственного собеседника выпроваживают. С кем он об охоте говорить будет?
И ушел.
Словно погасили свет в квартире. Нет, люстра горела, псевдохрусталь лучился, а казалось - стемнело! Ведь чем пасмурный день разнится с солнечным - отсутствием бликов, солнечных зайчиков, и прочей ерунды, да? Их не замечаешь, покуда не исчезнут они, такие приятные мелочи. Для кого-то они остались, естественно, однако Ирине все стало тускло и банально.
Степа налил, выпили, потом еще, маму растащило петь песни. Томительно волоклось время, старчески шаркая маятником ходиков: - Ш-ш-шух-х, - это в одну сторону, потом паралично, умирающе: - Ш-ш-шух-х, - в другую...
Но даже вечность можно перетерпеть. Сестры собрались и ушли, чуть позже - мама. Именинница принялась убирать со стола и мыть посуду. Потом вынесла стул на балкон, курила, смотрела на закат, снова курила, стараясь не думать о бессмысленности дней рождения в частности и жизни - в общем. Зарево заката уступило темноте позднего вечера, когда Степа позвал к телефону. В трубке звучал знакомый голос.
- Откуда ты узнал мой номер?
- Давно, от заведующей. Ну, как закончился праздник? Я надеялся на организованные выступления трудящихся и сухую голодовку в знак солидарности...
- Нет, народные массы допили водочку, с аппетитом съели горячее и почти приговорили императора...
- Наполеон! Любимый торт! Мне перепадет хоть кроха? - Заручившись согласием, Валентин и впрямь пришел, причем снова принес букет, который торжественно вручил, заявив:
- Первый заход был неудачным, а повторять надо весь ритуал поздравления, иначе эффект пропадает.
После этого случая Чирков зачастил в гости. Обычно тема разговора становилась скучна для Степы, под благовидным предлогом уползавшего смотреть очередной фильм. Просвещенные гуманитарии долго, порой до полуночи говорили, спорили, делая перерывы на кофе и перекуры. Валентин при любой возможности выдавал комплименты, в которых звучали прозрачные намеки. Ирина слушала их не без удовольствия и, хотя строго пресекала поползновения обнять себя, гнать интересного собеседника уже не хотела.