Страница 31 из 52
Когда же она стихла, ведро было изрешечено, а двое горе-вояк зажимали руками раны от срикошетивших арбалетных болтов.
- Подлые жабы! - выкрикнул Толли. - Они на нас напали! У нас есть раненые!
Решив, что увидел достаточно, профессор заспешил в лабораторию. Теперь у него наверняка хватит признаков, чтобы поставить диагноз.
* * *
Профессор Корнелли всё-таки нашёл описание болезни в одном из старинных фолиантов.
"Особизм - это острое заболевание группы идеологических инфекций, протекающее с исключительно тяжёлым общим состоянием и поражением функций головного мозга и всех органов чувств. Сопровождается стремительным атавизмом морфологических и психических признаков человека. В особо тяжёлых случаях может привести к полной деградации и отбрасыванию больного на предыдущую ступень эволюции. Заболевание характеризуется крайне высокой заразностью и стремительной скоростью распространения".
Пришедший было в ужас от описания, профессор всё-таки взял себя в руки. Надо спасать человечество! По каким-то неведомым причинам он не заразился и - вот удача! - он ещё и биолог. Значит, он сможет найти лекарство.
Точного рецепта в старинном фолианте не было, был лишь набор необходимых веществ. Что ж, значит, придётся экспериментировать.
Профессор доковылял до кафедры психологии и набрал там нужные ингредиенты - гранулированные страхи, молотые комплексы, вытяжка из религии, эссенция политических ценностей и настойка социальных установок. На кафедре химии прихватил глицина и морфия, а у себя достал из кладовки корень валерианы, листья пустырника, мелиссу и хмель. Вывалил всё это на стол, запер лабораторию - и принялся за работу.
* * *
Два дня спустя осунувшийся и измученный профессор вышел из университета. В руках у него был пробник лекарства, шприц с голубоватой жидкостью.
В городе царили разгром и тишина, и не было видно ни единой живой души. Профессор шагал по пустынным улицам, с испугом косясь на разрушенные дома и на пожарища, на торчащие из стен арбалетные болты и на лужицы крови. Что-то ужасное произошло в Мондивилле за те два дня, пока он работал в лаборатории!
Профессор уже дошёл до квартала, где был его дом, когда навстречу ему выскочила кудрявая собака и, уставившись на него, звонко залаяла и завиляла хвостом. Было в её морде что-то знакомое, но профессор не мог сообразить, что именно, пока не увидел на шее у пса лиловый галстук.
- Толли? - недоверчиво выдохнул он.
Пёс зашёлся радостным лаем.
А профессор в ужасе уставился на своего бывшего студиоза. Полная деградация, отбрасывающая больного на предыдущую ступень эволюции - это самая последняя стадия особизма!
Оглядевшись, Сократ Гомерович заметил, что из завалов и из-под развалин выглядывают усатые мордочки и волосатые конечности. На некоторых до сих пор болтаются обрывки лиловой и зелёной ткани.
"Неужели они все на последней стадии болезни? - подумал профессор. - А остался ли в Мондивилле хоть один человек? Да что в городе - остался ли хоть один человека на земле, или эпидемия особизма выкосила всех подчистую?"
- Толли, за мной! - скомандовал он кудрявому псу и торопливо зашагал дальше.
Впереди уже показался дом, однако, когда до него осталось всего несколько шагов, профессор схватился рукой за грудь и тяжело осел на землю.
На крыльце среди обломков входной двери поломанными куклами лежали домовладельца Молли и её внучка. Их одежда была покрыта бурыми пятнами; пустыми глазницами смотрели в небо лица, измазанные весёленькой зелёной краской; изо рта у девочки торчал бантик. Ветер трепал краешки зелёной ленты и прядки запутавшихся в ней светлых волос.
На стене позади чьи-то руки старательно вывели несколько надписей: "А зелёнки изнутри красненькие!", "Жаба и жабёныш" и "Получите по заслугам!"
Сердце так сильно кололо в груди, что Сократ Гомерович подумал, не случился ли у него сердечный приступ. Он не сразу понял, что кололо не в сердце. Кололо в душе.
Если у профессора и были надежды на то, что в городе остались люди, то теперь они пропали. Тех, у кого оказался иммунитет к особизму, наверняка убили заражённые.
Кудрявый пёс с лиловым галстуком на шее положил передние лапы на колени профессора, заглянул ему в лицо и завилял хвостом.
Сократ Гомерович несколько мгновений смотрел ему в глаза, а потом медленно произнёс:
- Знаешь, что, Толли? Я думаю, звери из вас вышли куда симпатичнее, чем люди...
Пёс вопросительно тявкнул, глядя на профессора умными глазами.
Сократ Гомерович притянул виноватую морду пса к своему лицу и вздохнул.