Страница 28 из 29
– Судя по всему, ей лет пять. И я просто хотел узнать, не может ли она нам понадобиться потом… В общем-то, жениться на ней было бы неплохим ходом, чтобы управлять Асбелией, тогда никто не сможет выдвинуть никаких протестов… Но решать это нужно сейчас.
– К чему такая спешка? ― Реас внимательно посмотрел на него.
Он отметил, что Астион был растерян слишком сильно даже для самого себя. Многие в Ретилосе, да и вообще в мире, считали его сущим тираном, но Реас знал его совсем с другой стороны. Астион сам не раз и не два принимал решения о военных походах и многочисленных убийствах, давал указания к пыткам и так далее, однако относился ко всему этому без малейшего удовольствия, просто как к необходимой работе. Инициатором особенно глобальных и жестоких замыслов был в основном Реас. Астион всегда слушал его чуть ли не с восторгом и беспрекословно подчинялся, почти не думая о вынужденных человеческих жертвах ― они были всего лишь ступенями к желаемой цели. Но с тем же Роландом ему было не сравниться, чему Реасу сейчас и предстояло лишний раз получить подтверждение. Астион был немного наивным, не очень уверенным в себе человеком, привыкшим опираться на его советы.
– Я узнал, ― пробормотал Астион, ― что Роланд приговорил ее к смерти.
Реас некоторое время молчал, обдумывая услышанное. Потом жестом велел Астиону налить вина ― на маленьком столике у стены стояли золотой, украшенный драгоценными камнями кувшин и такой же кубок. Астион послушно налил и поднес ему вино, и только пригубив его, Реас проговорил:
– Приговорил?.. Мне казалось, ты сказал, что ей пять лет или около того. Что поделаешь, старость.
– Нет, ты не ослышался! Ей и в самом деле четыре или пять. Я тоже сначала не поверил. Но мне сказали, что в Асбелии все шумит по этому поводу. Я отправил гонца к Роланду, и он уже вернулся. Роланд сам подтвердил, что это правда.
– Похоже, он малость не в себе? ― полюбопытствовал Реас. ― Или девчонка успела в таком возрасте совершить парочку-другую смертных грехов? Я думал, после войны с Галикарнасом Роланд стал несколько мягче в этом вопросе.
– Он заявил, что ребенок рожден вне брака, как и его сын, и поэтому должен умереть. Похоже, он счел, что именно за это его наказывает Бог, ― на лице Астиона появилось некоторое удивление ходу мыслей Роланда. ― И что именно это причина всех его несчастий.
– Дочь Роланда… Хм. И когда приговор будет приведен в исполнение?
– В ближайший месяц, именно поэтому нужно решать как можно скорее, ― взволнованно проговорил Астион. ― Пока есть время! Можно поставить это как дополнительное условие мира…
– Это тебе не поможет, ― отрезал Реас. ― Приговоренный Роландом обречен. Ни на какие уступки он не пойдет, тем более что это его родная дочь, а не наш шпион. Единственный выход ― похитить девчонку.
– Значит, стоит? ― уточнил Астион.
– Необходимости нет, но не помешает, ― Реас зашелся долгим, тяжелым кашлем. ― Королевская кровь никогда не бывает лишней, ― продолжил он, когда приступ утих, ― уж это я здесь усвоил более чем хорошо. Тем более что других детей у Роланда, насколько я знаю, нет, и может и не быть. Странно, кстати, что он решил убить дочь, а не женщину, которая его искусила, ― Реас хрипло расхохотался.
– И в самом деле, очень странно! ― закивал Астион. ― Я вот, например, приговорил жену, а не сына.
– Чуть ли не единственное здравое твое решение, ― проворчал Реас и осушил сразу половину кубка.
Астион испытал смешанные чувства ― с одной стороны, он очень дорожил редкими похвалами Реаса, но, с другой, ему немного взгрустнулось. Вскоре после того, как его жену казнили за измену по его же приказу, их единственный сын заболел и скоропостижно умер, ему не было и шести.
– А что в Этериоле грозит за измену? ― спросил он, заметив, что Реас внимательно на него смотрит, наверняка отмечая его внезапную печаль.
– Брак в Этериоле нерасторжим… ― вяло проговорил Реас, покачивая в руке кубок. ― За измену грозит изгнание, но последнее слово остается за тем, кому, собственно, изменили.
– Довольно сурово, ― заметил Астион. ― Все современные государства ― ну кроме Асбелии, разумеется, ― уже вполне признают развод. Может, в Этериоле теперь тоже так? Ты ведь сколько лет назад оттуда ушел!
Реас посмотрел на него сердито, уязвленный тем, что Астион посмел сомневаться в его словах.
– Законы Этериола нерушимы! ― отрезал он. ― Они такие от его сотворения, и такими останутся до скончания времен.
– Но это невозможно! ― воскликнул Астион. ― Рано или поздно правители придут к соглашению хотя бы по одному поводу, и тогда…
– Правители! ― Реас захохотал так сильно, что хриплый смех перешел в кашель. Встревоженный Астион подлил ему еще вина. ― Правители… Глупый мальчишка! Причем здесь правители? Впрочем, ладно, не так уж часто ты спрашивал меня о законах Этериола… Так знай же: его законы написаны в незапамятные времена на золотом пергаменте! Это первое, что было написано на них… И последнее. Насколько мне известно, последняя запись, сделанная пророком ― так называли тех, кто делал записи, ― гласила, что пользоваться пергаментом отныне запрещено. Конечно, со сменой правителя могут происходить уступки… Записи не гарантируют исполнения этих законов… Но с помощью пергамента и пера эти слова впечатаны в самую сущность Этериола, и с этим ничего не поделать.
Астион с интересом покосился на ящики стола, где хранились золотые пергаменты. Реас исписал их не так и много, но сколько точно и чем именно, Астион не знал. Иногда ему становилось сильно не по себе, когда он думал о том, что, быть может, и его рождение было спровоцировано этим пергаментом.
– Ну, ладно, ― Реас отставил пустой кубок в сторону. ― Не было вестей о Гилдиане?
Настроение у Астиона упало еще на один градус.
– Да… Совсем забыл… Он погиб. Еще тогда, в той битве в Асбелии… У замка.
– В той резне у замка, ― поправил Реас. ― Очень жаль. Впрочем, я так и думал. Такие, как он, без уважительной причины надолго не исчезают. Но хотелось верить в лучшее. Досадно, столько пергамента было испорчено зря.
– Я говорил, чтобы ты использовал его на мне! А ты дал эту силу Гилдиану. И вот теперь ни того, ни другого…
– Я не давал эту силу Гилдиану. Я испробовал эту силу на Гилдиане. Как вижу, она его не спасла, да и не особо помогла выполнению его миссии.
– Это все этот страж, Балиан! ― Астион ударил кулаком по столу. ― Мне доложили, что это он убил Гилдиана. Более того, он убил его так, что его и узнать было нельзя! Его просто оттащили в сторону и похоронили, как какого-то рядового солдата. Немыслимо! Будь он проклят, этот Балиан!
Реас молчал. События последнего года вспыхивали в его разуме, одно за другим. Он вспомнил все с самого начала, затем обдумал отсеянную информацию. Не удовлетворившись этим, Реас знаком приказал Астиону проверить, не забыл ли он закрыть дверь на замок, и после этого достал из ящика законченный сегодня лист пергамента. Впрочем, его интересовали не новые записи, а старые. Он внимательно изучал слово за словом, закрывал глаза и представлял себе битву у замка, унесшую столько жизней. Уже много лет Реас не покидал этой комнаты, но в его памяти краски внешнего мира и, особенно, яростных сражений были такими свежими, словно затворником он стал только вчера. Поэтому он легко вообразил, как перепуганные люди снуют по разрушенной площади, заваленной упавшими колоннами, не успевают скрыться и, обливаясь кровью, падают наземь… Солдаты отчаянно сражаются друг с другом, и среди самых заметных воинов ― Балиан и Гилдиан… Несмотря на неоспоримое мастерство стража Рассвета, битва должна завершиться его поражением, но все происходит иначе. Почему?
Ответ не заставил себя долго ждать. Реас представил, как Балиан в бешенстве бросается на Гилдиана и вонзает в него меч. Мог ли он это сделать, не коснувшись его? Маловероятно.
Реас, чрезвычайно довольный, открыл глаза.
– Я не верю, что смерть Гилдиана была напрасной. Не верю. Он был неплохим воином и достаточно хорошо усваивал мои указания… Да, я уверен, все дело в том, что пергамент опять истолковал написанное несколько иначе. Это моя вина, я сделал недостаточное количество уточнений. Но поверь мне, Астион, я все-таки не так глуп. Балиан Розенгельд и в самом деле будет проклят!