Страница 56 из 59
Глава 13
Вера
На что хватает НЕлюбви?
На горькие сожаления о несбывшихся мечтах, на приступы дневной меланхолии и ночные слезы в подушку. На размышления и оправдания. На то, чтобы время от времени, в часы сомнений, выводить списочком и взвешивать все "за" и "против". На то, чтобы в итоге примириться с НЕлюбовью, поняв, что не так уж она и страшна и враждебна, а даже наоборот: НЕлюбовь куда бережней относится к состоянию души и тела, чем любовь. С НЕлюбовью проще смириться, она не туманит рассудка и не вызывает прочих горячечных порывов. Не заставит сожалеть об утратах. Разве что немного о том, что так и не прочувствовано, не сказано, не пережито...
НЕлюбви хватает на всю жизнь.
И вся эта рефлексия откликнулась булгаковским: "Кто сказал, что нет на свете настоящей, верной, вечной любви? Да отрежут лгуну его гнусный язык!"
А никто и не спорит. Есть она, есть, эта "настоящая, вечная, верная". Только не для всех.
Вера стояла под горячими струями душа и осторожно растирала ноющее тело, на котором красноречиво отпечатались следы "идейного столкновения" любви и НЕлюбви. Наливая на ладонь шампунь, пыталась понять, куда могут завести размышления, и, смывая ароматную пену с волос, додумалась до обескураживающе очевидного:
"Я хочу уйти от Стаса".
Стоя голой под душем можно фальшиво петь, но не принимать важные решения. "Хочу" - не аргумент. Чтобы желание стало решением, причина должна быть убедительной. И "НЕлюбви" здесь явно недостаточно.
Но что-то такое забродило в голове и в крови, что не вытравишь, не успокоишь здравыми рассуждениями или уговорами. Что-то уже растревожено и просится к рассмотрению с каждой возможной и даже невозможной стороны, во всех оттенках чувств.
Разыгравшееся волнение заставило выскочить из кабинки, забыв об осторожности, о болезненном ушибе.
Вера втирала гель в синяки, обматывала грудную клетку широким эластичным бинтом и совсем не мимоходом, а подробной ретроспективой вспоминала о том, кто и как покупал для нее лекарства и бинт и что тому предшествовало.
Кончиками пальцев прикасалась к следам мужниной "страсти" на своем теле, стремясь скорее избавиться от них. И так несвоевременно сознавала, что выполняя врачебные предписания Алексея, думала о нем вовсе не как о докторе, а как о мужчине, мысли о котором что-то значили, а не просто сумбурно скакали в голове, поддавшись общему нервозному состоянию.
Закончив, суетливо натянула халат, завязала пояс, высушила и уложила волосы. Под гудение фена разглядывала себя в слегка запотевшем зеркале. Глаза как у затравленной оленихи в сезон охоты. Вера знала этот свой взгляд, терпеть его не могла, но и смотреть по-другому в определенные моменты жизни не научилась.
Макияж освежил лицо, помог вытравить "разнесчастного Бэмби", сделав взгляд загадочным, а не тревожным. Удобная одежда скрыла некоторую напряженность и неловкость в осанке.
Торопливые, но тщательные сборы на работу превратились в подготовку к решительному марш-броску. Сегодня надо доделать и сдать переводы. И, общаясь с людьми, выглядеть так, чтобы ни у кого не возникло желания задавать ненужных вопросов, отвечать на которые Вера не готова даже самой себе.
Как не готова возвращаться в этот дом после работы. Это - территория мужа. Квартира куплена и почти целиком отремонтирована на деньги Стаса. Верин вклад скромный - дизайнерские идеи, обустройство, поддержание порядка и уюта. Воспитанная людьми, всегда сознававшими рамки своих материальных возможностей и соразмерявшими их с потребностями, не пытаясь прыгать выше головы, она твердо считала мужа полноправным владельцем этой квартиры. Если что и придется делить, то только не эти сто с лишним метров комфорта.
Испугавшись, что мысленно уже забрела на территорию раздела имущества, Вера засобиралась быстрее. Игнорируя звонки вновь ожившего телефона, старалась не акцентироваться на своих действиях и двигалась, как автомат. Достала с верхней полки большого шкафа в прихожей дорожную сумку, сложила туда кое-что из одежды, белья, обуви, ноутбук. Прихватила косметичку, в которую сунула флакончик любимых "Lovely blossom", и выскочила из квартиры.
Она не уходила от мужа прямо сейчас, но хотела бы еще какое-то время держаться от него на расстоянии. То, что произошло у них со Стасом, не было рядовой ссорой, после которой супруги злятся, дуются, обижаются, потом выясняют отношения и живут себе дальше.
Произошло столкновение двух атмосферных фронтов, и во что оно выльется - в разрушительную бурю, или просто временно испортившуюся погоду - было пока неясно.
Алексей
Он вернулся домой за два часа до выхода на работу. Первым делом разгрузил сумки, забив огромный холодильник продуктами по крайней мере на месяц. Двухдверный монстр занимал половину небольшой кухни в доме, но устраивал своей вместимостью, избавляя от необходимости часто ездить в магазин.
Скинув одежду, Алексей натянул спортивные штаны, и бесцельно бродил по дому, перекладывал какие-то предметы с места на место.
Дощатый пол леденил босые ступни. Хорошо бы проникающая способность холода была таковой, чтобы через подошвы ног пробралась до разгоряченного мозга, в котором варилось и кипело невесть что.
...По дороге из Москвы Алексей слушал альбом "Iced earth", тот самый, который просила поставить Вера. Ехал, сердито глядя сквозь лобовое стекло, не заметив, сколько пришлось отстоять в пробке на выезде из столицы. Хмурился, двигал желваками на скулах, словно пережевывал собственное упрямство. И перед глазами всплывало не милое лицо женщины с волосами цвета гречишного меда, а Тонька, взирающая на него с суровой укоризной, будто Родина-Мать с агитационного плаката.
Сестра не дала номер Вериного телефона, и он точно знал, что запавшая в голову нечаянная знакомая ни за что не позвонит сама.
А всего-то и хотелось - услышать тихий голос. Поговорить, задавая разные, самые обычные и неудобные вопросы, отслеживая малейшие нюансы ее интонации. Хотел выманить из зоны комфорта, вызывая легкое потрескивание искр недовольства, негромкое фырканье, и, может быть, даже искренний смех. Он знал откуда-то, что Вера именно такая - под тонкой скорлупкой серьезности и настороженности трепещет нежная восприимчивая сердцевинка почти детского озорства.
Он хотел понять, зачем думает о ней, и отчего ему так не по себе. Но это состояние не похоже на те чисто физиологические проявления, от которых можно избавиться, посетив спортзал или пробежав кросс, или, как Челентано в известном фильме - поколов дрова. С временными "помутнениями" Алексей справлялся, помахав молотом в мастерской. Но на сей раз блажью оголодавшего, распаленного внезапной похотью мужика это точно не было. Не испытывал он и никакой потребности в авантюрах или острых ощущениях.
Замужняя тихоня накрепко засела в думах. Эти ее глазищи смотрели сквозь кожу, лезли прямо в душу, медленно наполняя горько-сладким соблазном почувствовать себя снова целым, способным жить не только по заведенным правилам.
По правила, которые как строгий устав, не столько облегчали его собственное существование, сколько делали спокойней и безопасней жизнь окружающих.