Страница 13 из 59
Большие, влажные, с длинными темными ресницами. И цвет как у конфет из молочного шоколада - теплый и глубокий. Можно увязнуть, утонуть в этих глазах, позабыв обо всем.
Он оглядывал её, практически не скрывая своего интереса. И не мог сдержать довольной улыбки, наблюдая ее неловкость и смущение. Не из высокомерия, наглости или мужской бестактности, а потому что она была абсолютно естественной, и ему это искренне нравилось.
И что-то еще прорывалось сквозь все, что он наблюдал в этой девочке. Беззащитность, ранимость, уязвимость. Что-то шаткое, "на грани". Вот прямо как ее сапожки на тонких, высоких каблуках. Красиво, но очень неустойчиво. Один неловкий шаг и можно оступиться, подвернуть ногу.
Ему, загруженному до предела человеку, трудно было выкроить время даже на собственных студентов с их работами. А эта девушка пришла, прося, чтобы он прочитал и оценил какую-то там статью. Конечно, ему положен и какой-то гонорар за эту чепуху. Только вот копеечная плата никак не увеличит количество свободного времени.
И все-таки он найдет это время, прочитает статью, оценит, внесет правки, если понадобится. И от платы откажется, потому что уровень его знаний позволяет ему ценить себя слишком высоко, чтобы размениваться на мизерные дивиденды. Это будет одолжение, бескорыстный вклад.
Он расспрашивал Веру, с удовольствием слушая ее ответы, и то, как звучит голос девушки. Потом сделал предложение поработать с ним в качестве переводчика. И снова смотрел и слушал, впитывая каждое живое слово.
И в итоге решил, что в лепешку разобьется, а не даст этой девочке исчезнуть из поля его зрения после того, как разберется с ее переводом.
Вера
От монотонного воя закладывало уши. Казалось, голова вот-вот лопнет.
Вой зародился не вовне. Он внутри: заполнил, подчинил, а теперь изводит и терзает. Наверное, так вопит душа, рвется наружу, пытается освободиться, но не знает как.
Пустой оболочке, телу, уже все равно. Оно готово отпустить душу.
Заглушить, как зубную боль, вырвать, как загноившуюся занозу. Она только мешает, так пусть несется, куда хочет.
Но тело не могло дать желанной свободы, а душа не знала, как ее обрести самостоятельно...
Приступ паники жестким комком тошноты подкатывал к горлу, душил.
Почувствовала жесткий тычок собственного рассудка - хватит, очнись, возьми себя в руки. Словно строгий учитель с презрением к слабости ученика бьет линейкой по дрожащим рукам. Бунт снова подавлен. Душа присмирела и улеглась, вопли стихают. Легче, но не спокойней.
Стиснула зубы, открыла глаза. На электронном будильнике сиреневым светятся крупные цифры - 3.12.
За окном горели фонари, освещающие просторный двор. Медленно проехала машина, по стене скользнул луч от фар. Он исказил тени, и они ожили, задвигались, ломая очертания, и она следила за ними взглядом.
Медленно повернула голову. Стас крепко спал. Рот приоткрыт, как у ребенка, дыхание шумное, но он не храпел. Между бровей даже во сне не исчезла суровая складка, которая сейчас, с возрастом, превратилась в устойчивую рельефную морщину. Скулы напряжены, ладонь лежала на широкой голой груди, поросшей рыжеватыми волосками.
Не спуская глаз со спящего мужа, Вера начала двигаться, как можно тише. Откинула одеяло, спуская на пол ноги, попыталась нащупать тапочки, но поднялась и пошла босиком, ступая на цыпочках.
Пробиралась к двери супружеской спальни, как ночное привидение. Между кроватью и комодом есть место, где паркет предательски скрипит. Надеялась миновать его бесшумно, но как всегда безуспешно. После тихого скрипа за спиной раздалось сонное:
- Ты куда?
Черт его подери! Словно задела инфракрасный луч, и у Стаса сработала сигнализация, настроенная на жену.
- В туалет, - ответила Вера шепотом. - Спи.
Он приподнял короткостриженную голову и проследил за женой взглядом, словно не веря столь простому объяснению её ночного передвижения.
В ванной Вера долго смотрела, как льется из крана вода. Держала под прохладной струей руки, смачивала лоб и щеки. В зеркало лучше не смотреть - бледная, как штукатурка, и с темными кругами под глазами она похожа на перепуганную сову.
Утром будет не лучше, даже если удастся еще поспать.
Набрала горсть воды и выпила. Вода противная, не холодная, с неживым, химическим привкусом. Возвращаясь в спальню, по дороге заглянула в комнату сына. Димка сладко и спокойно спит. В мирной тишине детского обиталища с вечно разбросанными по полу игрушками раздавалось только едва слышное ровное посапывание, и от этого стало чуть легче.
Устраиваясь на кровати, Вера повернулась на бок, спиной к мужу. Он тоже заворочался, потом затих.
Надо попытаться заснуть. С этой мыслью прекратила пялиться в не задернутое шторами окно и послушно закрыла глаза. Думала о незаконченных переводах, которые совсем скоро сдавать, параллельно прислушивалась к дыханию мужа. Спит или не спит?
В ответ на свой мысленный вопрос почувствовала движение Стаса. Он придвинулся совсем близко, тесно прижался к спине жены, большой, жаркий и напряженный. Рука его пробралась под сгиб локтя Веры, лежащего у нее на боку, проникла в вырез сорочки, стиснула грудь, теребя пальцами сосок.
Он ничего не говорил, не целовал, только глубоко, прерывисто дышал. Какое-то время сжимал и гладил грудь жены, терся затвердевшим членом о ее поясницу. Потом задрал тонкую сорочку Веры до пояса, просунул колено между дрогнувших коленей женщины, приподнимая бедро, раздвигая ей ноги. Пальцами скользнул к лону, провел между складочек.
Вера зажмурила глаза, резко сглатывая.
Муж возбужден, нетерпелив, напорист.
От его настойчивых стараний разбудить ее скукожившееся в комок либидо, Вера сильнее сжимала зубы, морщилась. Стас этого не видел, и некоторое время тискал и гладил ее самые чувствительные местечки, покусывал шею, шептал что-то. При этом не позволил изменить позу, свести подрагивающие бедра. Затем чуть сместился, пристраиваясь сзади, и уверенным напором вошел в ее тело и сразу начал двигаться, крепче стискивая жену руками.