Поверь мне

– Ты специально пришел сюда, чтобы унизить меня снова? – ее голос дрожит от злости и едва сдерживаемых слёз.

Хочу что-то сказать, успокоить, пока зверь нервно мечется в груди. Слова, как обычно, не находятся, так что срываю с вешалки халат и бросаю его в нее. Даша его ловит, отбрасывает волосы с груди, и я вижу то, что они скрывали. Да тут слепым нужно быть, чтобы раньше не заметить огромный синяк между грудей, такое впечатление, что кто-то пытался сломать ей ребра, надавив на них. Руки задрожали от еле сдерживаемой злости. Меняю тему, отворачиваюсь, зачем-то трогаю дверь в ванную, она слетает с петель, и я за долю секунды понимаю, какую огромную ошибку совершил. Хватаю ее дрожащее тело и прижимаю к себе, чтобы успокоить, правда, не понятно кого: ее, зверя или собственную совесть? Мы стоим так какое-то время, ее голова у меня на плече, руки крепко обнимают, пальцы судорожно вцепились в футболку на спине. Повсюду ее запах, он расслабляет, но и одновременно напрягает. Да что с ней случилось? Как, такая как она, могла получить такие травмы? Какая тварь это сделала?

Желание убивать никуда не делось, зверь все еще хочет крови. Я давлю его желания в своих более человечных, просто помочь, банально защитить. Но даже мне тяжело собраться с мыслями, держать над собой и зверем контроль, когда ее запах меняется. Прошу рассказать все спокойно снова, исключительно для того, чтобы отвлечься. Руки на ее спине словно покалывает, причем не от ее тяжести. Но Даша не была бы Дашей, если бы не вывела меня из себя лишь одной фразой. У нее вообще талант бесить меня, но сейчас, скорее всего это мне и было нужно. Отталкиваю ее от себя, говоря какой-то бред, только бы обидеть. Злюсь на нее, на самого себя. Поднимаю чертовую дверь, ставлю ее на место и выхожу, чтобы впервые за две минуты вдохнуть воздух.

Да почему она так… Почему? Судорожно дышу, сжимаю и разжимаю руки. Сумасшедшая, и я с ней тоже схожу с ума.

– Козёл! – матерится за дверью.

– Овца! – отвечаю ей тем же.

Лицо горит, я прислоняюсь лбом к двери, упираясь руками по обе стороны от нее. Запах все еще сладкий, он кружит голову, заставляет желать ее до боли. Ну какого чёрта она возбудилась в такой-то момент? Когда она выходит, укутавшись в халат, я все еще не в себе, а зверь так и подавно. Мы снова ссоримся, почти срываюсь, и все заканчивается ожидаемо, Даша уходит в слезах к себе в комнату. Да почему же она такая истеричка, никак не пойму? В ее семье такое поведение норма? Почему не взять и не поговорить? Вхожу исключительно тогда, когда она снова засыпает, что само по себе странно. Скрутилась калачиком, даже не укрывшись одеялом. Вздыхаю, хотя зверь буквально сходит с ума. Он снова хочет захватить контроль, возможно, чтобы вылечить ее раны, но я все еще чувствую ее сладкий запах и боюсь, что эта тварь помнит мои слова. Смотрю на нее несколько минут, а потом все-таки решаюсь на очередную глупость, все-таки делаю это не в первый раз. У нее какая-то удивительная способность резать бумагой себе пальцы, даже листая учебники. Как будто сама книга говорит ей, что учеба это не для нее. Одной ночью, когда я приходил к ней, чтобы наконец-то поспать, заметил эти царапины. Тогда, почти в бреду, я взял ее руки в свои и облизал их, чтобы зажили. До сих пор не знаю – зачем это сделал? Может это такое проявление любви зверя? Часто от усталости я начинаю делать то, что никогда бы не сделал сам, но зверь не думает, а запросто делает. С той ночи, я лечил ее так несколько раз, в том же состоянии. Можно назвать это временным помешательством на почве усталости. Сейчас же я делал это, вполне осознавая, оттого и щеки горели, как у какого-то мальчишки, когда шею ее облизывал. Не знаю, как она не проснулась, но был безумно этому рад. Больше всего мне не хотелось, чтобы она об этом узнала. Пока облизал шею, руки выше запястья, к нам пожаловали гости. Ее сестра явилась домой с учебы и целенаправленно направилась в эту комнату. Возможно я смог бы спрятаться, но Даша не вовремя повернулась и по привычке забросила на меня ногу, да еще и обняла. Меня буквально укутал ее запах и, поддавшись порыву, обнял её в ответ. Зарылся рукой в ее слегка влажные волосы, вдохнул запах и в блаженстве закрыл глаза, забыв обо всем на свете.

Скрипнула дверь, я не видел и не хотел видеть и слышать ничего. Мне банально было плевать, главное, чтобы нас никто не трогал. Сестра Даши ушла, я даже не заметил этого, как и не заметил, как уснул. Проснулся уже вечером от того, что она во сне повернулась на другой бок. Тяжело дышу, вспоминаю, что так и не закончил ее лечить, из-за ее тяжелого дыхания. Одно из ребер треснуло и сдвинулось вперед. Я бы мог его вправить, но не сейчас, когда она спит. Это будет больно, очень больно. Всё-таки вправляю его, и именно в этот момент она просыпается, как всегда не вовремя. Как всегда раздражает меня, бесит до чертиков. Вправляю ребро специально больно, чтобы взбесить ее, и перегибаю палку. Что там Ваня говорил о том, что ее лучше не злить, потому что она сходит с ума? Я сейчас на своей шкуре в этом убедился, ибо с ее травмами поднять здоровый телевизор — это что-то с чем-то.

– ХВАТИТ! – кричу на нее, чтобы остановить, и наконец, это получается.

Она опускает телевизор, садится на диван, когда мы только успели здесь оказаться? После брошенного ею торшера или вазы?

– Уходи, – просит, пряча от меня лицо.

Наверное, стыдится за свое детское поведение?

– Нет, – отвечаю, садясь рядом.

Беру ее за руку, она даже не вырывается. Может быть также устала, как и я?