Поверь мне

– Они любят вырывать наши клыки, пока мы еще в обличии зверя, и они большие, а потом носить их на шее, как украшение, – с неприкрытым отвращением и странной улыбкой проговорил парень, смотря в дырку над нашими головами, единственный источник света.

– Кто «они»? – спросил, чувствуя злость. Зверь притих, я не чувствовал его, но как никогда раньше хотел убить кого-нибудь собственными руками, если такое вообще возможно.

– Охотники. Разве ты не слышал о них? – парень заинтересовался и ответил, изучая меня взглядом.

– Мне о них никто не рассказывал. Кто они вообще такие, и что им надо? – судя по цепям на мне и моем так называемом друге, ничего хорошего.

– О, так ты не слышал? Повезло, не так страшно будет, когда… – похоже этот паренек сошел с ума, он улыбнулся и лег на грязный, влажный пол, глядя исключительно в дыру с куском неба.

– Когда, что? – переспрашиваю, желая знать, чего ожидать.

– Когда нас продадут на аукционе, как редких опасных зверушек, – он протянул руку к карману драных штанов, но тут же ее отдернул, как будто хотел по привычке закурить.

Накрутил цепь на кулак, нет уж, сидеть здесь я не собираюсь. Дернул кулаки, но металл не поддался, дернул еще и еще, но ничего не происходит.

– Они накачали тебя наркотой, превратиться просто невозможно, да и силы нет, – он показал рукой сначала куда-то по углам, а потом на дырку сверху. – Раз в сутки они закрывают этот люк и по вот тем трубам запускают в эту камеру какую-то гадость, чтобы мы не смогли превращаться и засыпали.

В его словах не было переживаний, он всего лишь с безразличным видом констатировал факты, словно все это его не касалось.

– Давно ты здесь? – спросил зачем-то.

– Посмотри на свои руки, ногти, что они вырвали, отрастают полностью за месяц, – он показал свои пальцы, грязные, но с почти отросшими ногтями, мои же были темными от синяков, не знаю, чем вырывали ногти, но представляю зачем. Когти для волка опасное оружие, так они хотели себя уберечь? Им теперь точно не поздоровится, я в этом уверен. – А теперь посмотри на него, его клыки почти отросли.

После этой фразы оборотень кивнул в угол, на кучу тряпья, в котором я сначала не заметил еще одного человека. Там было движение, после которого куча тряпья села и я впервые заметил среди нее черные глаза и бледное лицо. Парень, нет, мальчик, я бы даже сказал ребенок.

– Так ты здесь почти год? – спрашиваю у него, но куча не отвечает.

– Он не говорит по-нашему, китаец, или кто еще… Смотри какие глаза косые, – кудрявый чуть приподнялся и помахал куче рукой, чтобы тот подошел к нам. Куча какое-то время не двигалась, после вдруг встала, сбросив с себя кучу грязного тряпья и стала пареньком, нет мальчиком. Сколько ему лет? Десять, больше? Такой худой, одни кости, непонятно как на ногах еще держится. Мальчик сделал шаг, но запутался в тряпках и упал, неловко распластавшись на земле.

– Айгу! – выкрикнул парнишка, очень неловко поднимаясь на ноги. В отличие от нас у него не было кандалов на руках, только один на правой ноге.

– Кенчана? – спросил у него, парнишка удивленно посмотрел на меня и присел рядом с нами.

– Кенчана, – ответил он улыбаясь.

– О, так ты китайский знаешь? – сероглазый даже сел от удивления.

– Это не китайский, а корейский, он кореец. Моя тётя обожает их дорами, все время их смотрит, вот я и вспомнил немного, – надо было все-таки обломать ее и остаться в подвале. Не понимаю, как меня вообще сюда занесло.

– Ирыми муосимника? – спросил у парнишки, тот улыбнулся добродушно.

– Ен, – прижимая руку к груди, ответил мне парнишка, улыбаясь.

– Что он говорит? – улыбаясь и глядя то на меня, то на мальчика, спросил мой давний так называемый друг.

– Его имя Ен, – перевожу ему, и опять возвращаюсь к мальчишке. – Че ирымын Белый имнида.

Мальчишка попытался выговорить моё имя, у него не получилось, только наш третий непонимающий друг засмеялся.

– Окей, хён, – показал рукой на себя и на ржущую лошадь, бывшую до этого порядочным оборотнем, похоже наркота из него не вся выветрилась.

– Окей! – повторил парнишка, улыбаясь и указывая то на меня, то на друга. – Хён.

– Что ты ему сказал? Почему мне кажется, что он нас обзывает? – влез второй, перестав смеяться.

– Я просил его называть нас «хён», что означает старший брат, ему так легче, – объяснил этому бестолковому.

– Ааааа… – тот понятливо закивал, – я думал, по-вашему, старший брат это оппа. Я твой оппа?

И главное, как это кудрявое недоразумение подмигнуло парнишке, что тот начал звонко смеяться. Честно говоря, я тоже не сдержался, позволяя себе снять напряжение смехом.