Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 31 из 40

– Ты хоть один день вообще провёл в своей родной деревне? – иронично спросил он, взирая в глаза Бивила, ища там правду. – Хоть с одним человеком, кроме нас двоих и Георга, общался? Может, тебе стоит наконец-то открыть глаза и перестать слепо следовать за чужими словами!?

Воин угрюмо воззрился на него, не понимая, не веря каждому слову. У него была одна-единственная правда, которой он всегда придерживался. Он не видел ничего, что могло бы поколебать её.

– Идём, Рейтер, – попросила Эми, беря его за руку. – Если люди не хотят видеть нас, мы можем просто отойти за амбар. А ты смотри на нас, – строго приказала она Бивилу, – и спроси себя, сколько раз ты видел своими глазами, чтобы Рейтер делал хоть что-то плохое. Ты же всё время следишь за нами, не так ли? Нам не было смысла что-либо от тебя скрывать, ведь наши прогулки были единственным временем, когда мы могли почувствовать себя хоть немного свободно. А теперь ответь, что ты на самом деле видел?

Парочка отошла за большое дряхлое здание, в которое уже успели собрать весь урожай с рядом лежащего поля, и встали друг напротив друга. Закончилась очередная мелодия, и музыканты на площадке заиграли быструю, колкую музыку, словно сопровождавшуюся барабанным перестуком ног. Джига. Эми топнула ногой, другой ударила рядом с первой, и принялась стучать по истоптанной бесчисленными башмаками земле. С каблука на носок, с носка на каблук, и так снова и снова, бесконечный перестук, так что ноги буквально летают в воздухе, переплетаясь и сгибаясь в коленях, мелькая тут и там, словно барабанные палочки. Рейтер почти испуганно смотрел на это мастерство, которое казалось неповторимым, сумасшедшим, но скрепил сердце и вступил сам, неумело отстукивая ногами в такт музыке. Их с Эми тела сталкивались и следовали друг за другом, пытаясь составить какую-то единую картину. В какой-то момент девушка сама взяла его под руки и, переплетя пальцы, они двинулись вперёд вместе, отплясывая под безумно ускоряющийся ритм. Она и сама никогда не училась танцевать джигу, некогда было и не у кого, только видела, как пляшут парни и девушки во время деревенских праздников. И всё же, их общая напористость и страстное желание сделали невозможное реальным. Их башмаки звонко отплясывали по утоптанной земле, и казалось, сами их сердца переплелись в этом бешеном ритме.

Бивил смотрел на них с откровенной злобой. Он никогда не мог понять Эми, никогда не стремился к этому, но теперь, когда она задала ему все эти дурацкие вопросы, парень вдруг понял, что не может ответить на них. Он прекрасно знал, чувствовал, что Рейтер олицетворяет собой само зло, но никак не мог вспомнить ничего, что бы могло доказать это. Даже давние слова Георга теперь казались какими-то размытыми, нечёткими, как будто и сам староста не стремился очернить полудроу, а Бивил просто предпочёл его так понять. Воин с силой ударил себя по лицу. Почему? Почему он такой слабак, что не может просто верить в то, что истинно правильно…

Их ноги отстукивали нескончаемый ритм по сухой земле. Стук, стук каблуков, и разгорячённые лица, покрытые быстро выступающим потом. Они почти сразу же устали и еле могли дышать, впитывая холодный осенний воздух одними лишь порами кожи. Но они продолжали отплясывать, следуя за совсем уже невозможным темпом бушующей мелодии. Выдохшись, сходя с ума от жажды, двое вновь переплели руки и помчались вместе вперёд и назад, отплясывая под стучащий в их ушах ритм, ради себя, друг ради друга, ради этой безумной музыки.

Бивил смотрел, как они танцуют вместе, и злился на самого себя, и в основном на них, за то, что они задали ему такую трудную, нерешаемую задачку. Ведь если вспомнить то, что он сам видел, выходило, что большая часть деревенской молодёжи подпадала под определение, которое он дал полудроу. Большая часть, но только не он. Бивил с ужасом понимал, что если полудроу не является тем жутким монстром, которым воин его представлял, то всему, что он сам и другие мальчишки с ним делали, не может быть никакого оправдания. Они все оказываются злодеями, а серокожий юноша – бесправной жертвой, которую заставили принять на себя их грехи.

Солдат зарычал и обхватил руками голову, пытаясь открутить её с шеи. Это не могло быть правдой. Нет. Только не так ужасно. Все взрослые знали, что происходит, и молчаливо одобряли это. Все вместе они ни за что не могут ошибаться. У мальчишек были все основания считать Рейтера изгоем и чудовищем, даже если он и не успел ещё им стать.

Музыка вошла в окончательный раж и вдруг оборвалась, на заключительном, мощном и весёлом аккорде. Танцоры снова стояли друг против друга, последний раз ударив ногами землю, с ног до головы залитые потом, свободные и счастливые, глубоко вдыхая свежий ветер, овевающий их горячие тела. Они смогли. Они держались до самого конца, не попадая в ногу, совершенно не понимая, как они движутся и как надо. Ни капли не профессионально, но они сделали это. Весёлые улыбки озарили их покрасневшие лица, и они смотрели друг на друга радостно и благодарно. Парочка обернулась на своего тюремщика, ожидая, что он захочет вновь продолжить прерванный разговор.

Но Бивил уходил прочь, не оглядываясь на них. Впервые в жизни он оставил свой пост, чувствуя пылающую в голове необходимость просто пройтись и подумать обо всём. Если открыть глаза и просто посмотреть вокруг, что ещё он может увидеть, что раньше списывал на то, что честные взрослые люди знают, что они делают, и наверняка имеют на это полное право?

Он не простил полудроу или его подружку. Он не считал теперь, что они невинны и достойны безоговорочного доверия. Если он что и мог про них сказать, то напротив, заявил бы, что за ними необходим ещё более тщательный присмотр. Он перестал слепо доверять мнению взрослых людей, и не был уверен, что принятых ими мер в отношении парочки достаточно, чтобы должным образом сдерживать их. Сегодняшний день это более чем ясно показал. Но сейчас солдат был не в состоянии выполнять свои обязанности. В его голове разверзлась Бездна, все мысли перепутались, и он ни к чему больше не стремился, кроме как скорее попасть домой и рухнуть на постель, чтобы забыться блаженным сном и больше ни о чём этом не думать.