Кровь и зола

– Староста деревни выразил мне свою… обеспокоенность выбранным тобой путём, – объяснил старик, будто специально растягивая каждое слово, пробуя на вкус их звучание. – Я согласился, что тебе потребуется… пристальное внимание и помощь старших, чтобы пройти по нему.

Жёлто-рыжие мальчишеские глаза упрямо смотрели на него, не отрываясь, не готовые удовлетвориться очевидным замечанием. После того, как отреагировали на его представление ребята из банды, Рейтер был готов к любому исходу. Он до сих пор жив, ну и ладно. Но без объяснений он такое решение опекуна не примет.

– Я также указал добропорядочному человеку на несколько твоих тайников в топях, куда ты, наиболее вероятно, мог бы спрятать компоненты для заклинаний и созданные артефакты, – добавил Дейгун, легко улыбаясь.

Лицо Рейтера, кажется, ещё больше посерело. Его губы сжались, обнажая оскаленную улыбку загнанного в угол хищника.

– Вот как, – промолвил он, стараясь не трястись. Только не показать дрожь. – Вот так просто.

– Очевидно, жизнь в обществе людей предполагает навыки поведения, которые лесной эльф преподать не способен, – любезно пояснил старик, позволяя своей улыбке чуть нахмуриться, став совсем зловещей. – С завтрашнего утра тебе предстоит начать восполнять этот пробел в воспитании. Научиться… самоконтролю.

Мальчик сдержанно кивнул. Затем он отошёл от камина и отправился по лестнице на второй этаж, в свою комнату. А спина у него мокрая потому, что у огня стоял. Конечно, только поэтому.

Улыбка исчезла с лица Дейгуна, как только его приёмный ребёнок исчез за поворотом лестницы. Обратившись вновь к камину, старый эльф опустился на колени и вернулся к прерванной медитации.

А ведь всё оказалось так просто. Назвать тот самый ответ, которого парень от него и ожидал, просто ещё немного подогреть его ожидание, чтобы оно взорвалось и затмило всю его голову. Теперь он и не подумает искать где-то в моих действиях скрытый смысл. Его же собственный разум работает против него, находя всё новые подтверждения выбранной гипотезе и не ища в ней очевидных изъянов.

Да, подумал Дейгун. Со временем раны забываются, и остаётся только добро. Когда-нибудь отец мальчика сможет вернуться, и люди вспомнят о нём только хорошее. Человеческая память слаба, и люди компенсируют это развитым воображением, которое легко заменяет им недостающие детали загадки. Потому Лимбу пришлось уйти, покинуть ту женщину, которая носила под сердцем его ребёнка и которая первая подняла против него клинок. Она никогда не верила ему полностью, не верила, что их время вместе может закончиться чем-то хорошим. Ещё одна обида, один порыв сердца, этого хватило. Она всегда прощала ему больше, чем остальным. Может быть, ей стоило бы быть жёстче. Со временем он позволил себе распоясаться, и в тот, последний раз, повёл себя чисто по-злодейски. Дейгун до сих пор вспоминал эту хитрую, коварную улыбку, прищуренный взгляд розовых глаз, испытывающий её терпение и границы дозволенного. Ему нельзя было не поверить, потому что всё это было совершенно искренним.

Беги. Я её задержу.

Дейгун сказал это тогда, пытаясь хоть как-то намекнуть, насколько серьёзно он влип. Лицо Лимба, такое очаровательно-негодяйское, исказилось гримасой недовольства. Он отсалютовал троим товарищам и исчез, скрываясь в тенях болот от разъярённой толпы.

Эсмерель.

Он тогда и правда держал её, не давая броситься вслед за любимым человеком и снести башку с плеч вместе с этой дурацкой шляпой. Потом она так долго проклинала скользкого дроу, перед ни в чём неповинными, не понимающими ничего крестьянами, перед лордом, перед ним и Шейлой, расхаживая по гостиной в их новом доме, что, кажется, сама поверила в свои слова. А Дейгун всё держал её. Держал, когда она так злилась, что хотела избавиться от оставленного им следа внутри неё, растущего с каждым днём. Держал, когда она кричала во время схваток, переживая такую боль, которой не могли причинить ни магический огонь, ни демоны. Держал, когда она истекала кровью на его руках, умирая, но закрывая собой только недавно рождённого ребёнка, которому уже угрожала смерть. Судьба словно смеялась над ней, подбрасывая на пути её обычного женского счастья всё новые шипы, а она всё ползла вперёд, прорываясь сквозь них, не щадя себя. Ему же не оставалось ничего, кроме как держать её. Это всё, что он мог для них сделать. Для того чтобы когда-нибудь Лимб мог вернуться и найти своего сына, столь похожего на него внешностью, а на неё – характером.

Дейгун не мог вспоминать о нём плохо. Несмотря на все его грязные трюки, снова и снова выводившие Шейлу из себя, над которыми Эсмэ так зажигательно смеялась. Несмотря на бездушное жонглирование людьми и эльфами, которое одно приносило ему удовольствие. Несмотря на сгущавшиеся всё темнее тучи на лице Эсмерель, когда его игры приводили на пепелища, которые им троим приходилось разгребать, ища среди золы и крови хоть что-то ценное. Хоть что-то, чем можно было его оправдать. Всё же, эта харизматичная тёмная душа не могла оставить Дейгуна равнодушным, и порой он корил себя, что в своё время сам поддался его очарованию и потерял способность здраво мыслить. Но ведь было что-то в нём, что заставляло их искать его компании вновь и вновь, что-то более экзотического эбенового личика. Какая-то искорка в беспечных глазах, обещавшая, что всё будет хорошо, и раз за разом вытаскивающая их из совершенно безнадёжных ситуаций. Сумасшедший задор, с которым ходишь по лезвию клинка, снова и снова нависая над бездной и чудом вытягивая себя на поверхность. Что бы он не делал, в конце оказывалось, что все будут смеяться, уплывая на летучем корабле в закатывающееся солнце с горой сокровищ в трюме.