Лепестки

Она отняла руку и отпрянула к стене, оступилась, запнувшись за ножку кушетки. Он подался вперед – чисто инстинктивно: поддержать, помочь.

Просто от усталости не справился с собой – шагнул чуть шире, оказался чуть ближе, не успел остановить реакцию своего тела на то, что она так близко, любимая, нежная.

– Саша…

Позвала или просила опомниться. Кажется, произнесла имя, только чтобы раскрыть губы навстречу его губам. И к чертям нежность, к чертям вечно одергивание себя: «Так нельзя». «А как иначе?!» – твердило его собственное тело, вырвавшееся из-под контроля разума. Он целовал жадно, почти грубо. А она не оттолкнула – запустила руки в его волосы, притягивая к себе, ладони заскользили по шее, по плечам.

– Саша…

Въехавшая во двор машина скорой осветила фарами больничный фасад. Широкий желтый луч обшарил кушетку, вырезал из черного бархата и бросил на бледно-зеленый экран стены два слившихся силуэта.

Сашка выпустил ее из объятий, судорожно пытаясь придумать себе оправдание. Сердце скатилось в пятки – сейчас, сейчас она скажет, что так нельзя и что больше…

– Так нельзя… – сказала Марина как-то неуверенно, словно спрашивая его, как ей быть. – Мы… Ты… был такой грустный. Прости, я…

Сашка до боли сжал кулаки: ну за что она просит прощения?!

– Вот… я ключ хотела отдать, – бормотала она смущенно. Дверь приемника распахнулась и санитар провел под руки старика, нянчившего окровавленную кисть.

Марина испуганно оглянулась и заторопилась на улицу. Сашка пошел за ней, подхватив сумку с непривычно притихшей кошкой.

– Оставьте ключ себе. Пожалуйста, – попросил он тихо. Во дворе было душно, словно перед грозой. Сумерки стекли темной водой в канавки дорожек вокруг здания больницы. Марина ступала осторожно, глядя под ноги.

– Но ведь это будет нехорошо. – И снова будто спросила.

– Нет. Я тут поживу с отцом, пока не придет в себя. Так что придется помотаться между родителем и кузней. В столичный офис пошлю компаньона, так что квартира ближайшие месяц-полтора точно будет пуста. А погода такая, что можно не раз мотнуться в Москву погулять с Лизой.

– Лиза… – глаза Марины расширились, она прижала ладошку к губам. – Лиза меня убьет, если я не привезу ей котенка. Но ты ведь сейчас уже домой… Помощь с котенком не требуется?

Марина улыбнулась, и Сашке безумно захотелось поцеловать ее снова.

– Это Судьба, – сказал он, протягивая переноску с кошкой. – Она адский зверь. Кусается, царапается. Может, и обои с мебелью дерет – я еще не успел выяснить. Последние часы она была занята бандитизмом, а потом мне пришлось побыть злым полицейским и ограничить ее свободу, так что в заключении она могла придумать что-то новенькое. Так что, если совсем тяжко придется, звоните в любое время – я за ней приеду. Даже совестно отдавать такую бандитку без особого повода.

– Будем лечить подобное подобным, – хихикнула Марина, краснея под его взглядом, и стала совсем похожа на девчонку. – Лиза против Судьбы. На такое зрелище я могу билеты продавать.

– Какая вы ужасная женщина, Марина Александровна, – с трудом сдерживая улыбку, нахмурился Сашка. – Решили сделать состояние на моей кошке? Да еще и эксплуатируете детский труд.

– О, да. Я жуткая особа.

Марина со смехом толкнула его кулачком в плечо, и Сашка перехватил ее руку.

– Кажется, леди, я вынужден вас арестовать и наказать. К сожалению, я забыл дома свои наручники. О нет, и кляп, и хлыст.

Марина расхохоталась, невольно подавшись ближе, чтобы высвободить руку. И, натолкнувшись на его взгляд, смутилась, опустила глаза. Нервничая, облизала губы.

– Саша… Ты… не целуй меня больше, ладно, – выпалила она скороговоркой. – Я же все-таки живая. Ой, моя маршрутка.

Она замахала водителю, и тот мигнул фарами, сбавляя ход. Марина быстро прильнула к Сашке, коснулась горячими губами щеки и прыгнула в салон белой газели. Сверкнули из глубины переноски желтым огнем глаза Судьбы.