Искра и Пламя

Я вышла, а точнее почти выпала из повозки, от езды в которой меня ужасно мутило. Как же давно я не вдыхала свежего воздуха! Мысль о том, что в последний раз я увижу белый свет, только подходя к плахе, до того сильно засела в голове, что надежду выжить я почти оставила. Хоть мне и обещали жизнь…

Я не понимала, куда меня привезли, но и любопытство не сильно терзало. На первый план вышло только ощущение безумного счастья. И, хотя здравый смысл уговаривал вырваться из пучины эйфории, я продолжала погружаться в мысли о своем невероятном везении.

Когда человек говорит о смерти в шутку или же философствует о ней - он не может осознать весь ужас этого понятия. Каким бы бесстрашным не казался герой перед лицом опасности, мало кто может полностью понять его страх перед утратой жизни.

Мои руки были связаны за спиной, а по земле я ступала босая. По обе стороны шли вооруженные мужчины в узорчатых плащах, под которыми прятались кольчуги и железные панцири. Все это, видимо, должно было защитить их от угрозы, исходящей с моей стороны. Что ж, разумно в какой-то мере.

Меня тащили грубо, с силой, как если бы я действительно собиралась сопротивляться. От такой небрежности я заваливалась вперед, отчего волосы падали на лицо, мешая обзору. Я смогла увидеть впереди  только громадную постройку, темную на фоне багрового неба. Именно туда меня так тащили мои спутники. Взгляд зацепился за высокое здание, башни и острые шпили которого устремлялись ввысь. В голове мелькнула мысль, что они будто прорезают небо, заставляя его кровоточить. Но это просто был закат.

 

Судя по всему, меня собирались провести через черный ход - больно маленькая и неказистая была та дверца, путь до которой показался мне прогулкой по лезвиям. Один из моих добрых спутников резко открыл дверь так, что ее старые петли даже не заскрипели а пронзительно завизжали. Звук этот изрядно резал слух. Меня толкнули внутрь, и я ощутила какой-то терпкий запах. Это навязчивое, стойкое зловоние в совокупности с кромешной тьмой, к которой еще не привыкли глаза, в первые минуты дезориентировало в пространстве, и, если бы не мои заботливые друзья-стражники, я бы давно расквасила нос об пол. С той же галантностью, не говоря ни слова, они повели меня вперед по какому-то узкому коридору.

Ноги ощущали холод камня, щеки горели. Каждый шаг давался с большим трудом, но я не останавливалась. И не падала. Даже не собиралась, хотя ноги так и подкашивались.

Спустя минуту мои бедные глаза привыкли к темноте и стали различать дорогу, а совсем ситуация улучшилась, когда показался первый закрепленный на стене факел. Понятия не имею, сколько мы шли, вдыхая все тот же смрад, поочередно поворачивая то вправо, то влево, но, в конце концов, мы прибыли к узкой винтовой лестнице. Поднимаясь по ней, мой эскорт разделился - один шел впереди, а второй смотрел мне в спину, придерживая за связанные руки.

Когда мы наконец вышли на свет, моим глазам снова пришлось привыкать.

Теперь меня уже не тащили, а волокли, пальцы в жестких перчатках впивались в мои предплечья так, что на них должны были остаться  даже не синяки, а кровоподтеки.

В отличие от темных коридоров, тут было довольно свежо. Стены чистые, где-то оклеенные неброскими обоями, а где-то выкрашенные. Кое-где висели старинные портреты с изображенными на них суровыми лицами. Мои голые ноги оставляли на чистых лакированных полах мокрые следы.

Мы шли по хорошо освещенным коридорам, и, к моему удивлению, там почти не было людей, которые сидели бы на тех лавочках с мягкими обивками, что стояли около стен.

Лишь в конце пути, когда уже показалась дверь, в которую меня хотели провести, послышались голоса, принадлежавшие группе молодых людей в черных одеяниях. Среди них - две девушки, судя по всему, мои ровесницы, и двое пареньков, чуть старше. Завидев меня и моих сопровождающих, они встрепенулись, но бежать было поздно, мой стражник фальцетом изрек угрозу:

- Эй,вы! А разве не близится время отбоя?! Вон отсюда, пока я не донес куда надо!

Уши  пронзила боль, и стало понятно, почему он молчал всю дорогу.

Нарушители все как один подскочили с лавочки, где сидели, и рысцой побежали прочь мимо меня. Только один из них, какой-то неестественно бледный, никуда не торопился, а когда поравнялся со мной, даже замедлился, стараясь заглянуть в глаза. В следующее мгновение меня дернули, и мы пошли дальше, а тот юноша все стоял и смотрел нам в спины до тех самых пор, пока с треском не захлопнулась дверь, куда мы собирались изначально.

Мы зашли, и в следующий миг меня с силой швырнули, словно котенка. Несмотря на толстый ковер, я все же почувствовала боль от падения на колени. Вдобавок ко всему, я ударилась лбом, отчего почувствовала, как начала течь теплая кровь.

Рассекла бровь, наверное. Надеюсь, что шрам будет не очень большой. Мысль загорелась и угасла под гнетом давящих обстоятельств.

Я не успела увидеть, но чувствовала: в этой комнате есть еще люди. Вот только ни один из них не вступился за меня ни в момент падения, ни когда мне дали под дых ногой.  Я лежала беспомощная, жадно хватая ртом воздух, но никто не останавливал стражников, и их удары в беспорядочном потоке лились на мою спину. Никто не сказал повелительное “ хватит”, никто не помог. А я… Запомнила этот миг. Запомнила беспристрастность окружающих. Запомнила и поняла, что никогда не смогу поступать так же - если будет возможность помочь слабому, я помогу. Но с той же очевидностью я осознала и иное. Те, кто молча смотрел на мое избиение, стали для меня врагами. Ридия велела прощать врагов, но сейчас вспомнился тихий шепот Аствага: “Прощение… Ты простишь врага только тогда, когда отомстишь. Поверь мне. Я знаю, что такое ненависть и как трудно эту ненависть отпустить”. Наверное, теперь Астваг простит барина. Ведь я отомстила. Пусть не хотела этого, но отомстила - за каждую разрушенную жизнь, за всю боль, что он принес моей семье, за каждую слезинку добродушной и такой светлой Ридии.