Страница 29 из 99
– Здравствуй, – Василиса вежливо поклонилась.
– И тебе доброго здравия. Я всегда говорил – молодая хозяйка вернётся. Не можно на Руси без Бабы Яги, никак не можно…
Василиса вспомнила слова, произнесённые на прощанье дедом Степаном: «Я знал, что ты вернёшься! А то как же иначе?!»
«Удивительно, как все меня ждали», подумала она. А вслух произнесла:
– Кузьмич, где бабушка? Мне нужно её увидеть.
– Нет хозяйки. Ушла, – развёл руками домовой. – Сказала, к Баюну, по срочному делу. С тем и пропала.
– Давно?
– Да уж, почитай, вторая неделя пошла.
Вторая неделя! Где всё это время находилась бабушка? Что с ней случилось, после того как она передала Баюну письмо?
– В день, когда сгинула хозяйка, приходила нечисть, – сообщил домовой.
– Какая нечисть? – насторожилась Василиса. – Призраки? Чёрные, с горящими глазами?
– Как будто они, – кивнул Кузьмич. – Всё здесь перевернули, чтоб им пусто было.
– Они что-то взяли? – спросила Василиса. – Ты не знаешь, что?
– Как не знать, знаю, – домовой кивнул на сумку, оставленную у порога. – Хозяйкин бубен. Который ты обратно привезла.
Пока Василиса стояла, задумавшись, домовой вернулся в свой угол за печкой.
– Дедушка Кузьмич, а где находится Серая Пристань? – спросила Василиса, заглянув в щель.
– Не знаю я никакой пристани, – послышался из темноты ворчливый голос. – Кабы ты по хозяйству что спросила, это я завсегда…
Некоторое время Василиса бесцельно слонялась из угла в угол. Она снова зашла в тупик. Бабушка исчезла, Баюн тоже. Вокруг творилось такое, что расскажи кому – не поверят. Воочию увидев избушку на курьих ножках и скатерть самобранку, Василиса начинала понимать, что и Тридевятое Царство – тоже не выдумка. Чувствуя себя заблудившейся и несчастной, она вышла за порог. Было сыро и холодно. Куда не глянь – один только лес, тёмный и чуть подёрнутый вечерним туманом. На Василису вдруг навалилась страшная тоска. Зябко вздрагивая и обнимая себя за плечи, она обошла избу. За домом были хозяйственные постройки – навес, под которым хранились дрова, просевший от времени сруб вокруг которого жужжали мухи (очевидно, нужник), баня (Василиса определила это по кособокой трубе, сложенной из камней и глины). Ещё имелся сарай, старый, но крепкий. Дверь была приоткрыта. Василиса подошла ближе и услышала тихое, равномерное «пс-сык, пс-сык, пс-сык…» Такие же звуки издавал водяной пистолет-пульверизатор, которым мама обрызгивала комнатные растения. Девочка заглянула внутрь. В сарае, разделённом на загоны, резко пахло козами. В центральном загоне стоял огромный чёрный козёл; его голову украшали гнутые и, похоже, очень острые рога, борода свисала ниже колен. В крайнем слева загоне Василиса увидела Кузьмича. Сидя на низкой табуретке, он доил козу. Василиса, городская жительница, впервые видела, как это происходит. Домовой водил руками по вымени, вверх-вниз, тонкие, упругие струи молока разбивались о дно жестяного подойника. Белая коза стояла смирно, только иногда прядала ушами. Девочка молча наблюдала, как небольшое корытце наполняется молоком. Наконец Кузьмич отодвинул подойник, взял ведро и начала обмывать вымя. Козе, похоже, эта процедура нравилась. Напоследок домовой осторожно вытер вымя тряпками и смазал каким-то жиром, который набрал из глиняного кувшинчика.
– Бери корыто и топай за мной, – сказал Кузьмич, не глядя на Василису.
– Кто, я? – растерялась девочка.
– А что, по-твоему, – ворчливо откликнулся домовой, – я сейчас с козой разговаривал?
Василиса принесла подойник в избу и поставила его на стол. Домовой взял с полки большую глиняную кружку и зачерпнул молока.
– Пей! – сказал он, подвигая кружку к Василисе. – Тем, что на скатерти-самобранке появляется, сыт не будешь. Это не еда, одна видимость!
– Кузьмич, я боюсь, что бабушка совсем пропала, – сказала девочка, не притронувшись к молоку.
– Может и пропала, – пожал плечами домовой. – Так испокон веков было. Старая Баба Яга уходит, молодая приходит.
– Не хочу я быть Бабой Ягой! – воскликнула Василиса. – Что за бред!
– А тебя никто не спрашивает, между прочим, – насупился Кузьмич. – Пей молоко, пока не прокисло!
***
Двадцать первое сентября было на исходе. Избушка, вероятно готовясь ко сну, повернулась крыльцом «к лесу». Над Чёрным Бором взошла бледная, словно мраморная, луна. В пустых глазницах черепов, развешенных на частоколе, затеплилось призрачное зелёное пламя. То и дело, какой-нибудь череп начинал клацать сухой челюстью, как будто пытаясь что-то сказать. Глядя на это жуткое зрелище, внучка Бабы Яги порадовалась, что пришла сюда при свете солнца.