Страница 137 из 145
Чеканя шаг, вышли из дворцовых ворот двенадцать гвардейцев, за ними – как и положено, в одиночестве, с непокрытой головой – будущий король, и из толпы полетели приветственные возгласы. Несмотря на ранний час, улица уже была запружена народом. В первых рядах, конечно, знать – те, кто не удостоился права идти в процессии за королем. На лицах – почтение, но без ненавидимого им подобострастия, у кого-то радость, у иных – опасение или сумрачное любопытство. Впрочем, таких мало, за два месяца недовольные или уехали, или изменили мнение о новом правителе. За ними – торговцы, ремесленники, даже крестьяне… эти смотрят с любопытством и выжидающе, не пряча глаз. Его народ, его подданные, те, кого он по праву рождения обязан защищать. Патрик шел медленно, то поднимал лицо навстречу щедрому солнцу, то обводил взглядом толпу. На мгновение ему показалось, что там, среди цветочниц и прачек, улыбаются ему темные глаза Магды… рядом – Джар, он смотрит спокойно, без насмешки и держит под руку бабку Хаю – она-то здесь откуда? Справа - прямая, худая, словно из стали отлитая фигура коменданта Штаббса. Патрик обернулся. Да, а рядом с Лестином идет Ян… поймав взгляд короля, он подмигнул и помахал рукой. Запомни каждый миг этого дня, король, помни всех, кто привел тебя к нему, помни и не упусти ничего из того, что ты должен сделать для них.
И он шел по улицам столицы, и каждый из тех, кто кричал или молчал ему вслед, кто бросал под ноги цветы или возносил хвалу, - каждый человек шел рядом и навсегда оставался в памяти.
Тяжелые, дубовые двери собора святого Себастиана распахнуты настежь. Шесть широких ступеней, шесть шагов под звон колоколов – и под ноги легла алая, точно кровь, ковровая дорожка. Высокие своды сверкают разноцветными искрами, стены обтянуты гобеленами с вытканными на них коронами, пол покрывают ковры. От слитного дыхания сотен людей, кажется, колеблется пламя свечей в изящных подсвечниках. Шаг… шаг… их всего пятнадцать, но как длинна эта дорога, и по обеим сторонам живого коридора – добрые взгляды и подбадривающие улыбки. Те, кто помогал и защищал, кто разделил с ним его дорогу; те, благодаря кому стал возможным нынешний день. Лорд Лестин, сестра, господин ван Эйрек, граф и графиня Ретель… тетка Жаклина стоит невозмутимо и строго, мнет в руках шапку капитан («К чему мне чин полковника, Ваше Величество? Я привык приказы исполнять, а решают пусть другие. А вот за дом и деньги спасибо – я вроде жениться собрался… ну, если моя Кэт против не будет») Жан Вельен.
Архиепископ Георгий – строгий, невозмутимый, только в углах глаз мелькает улыбка – обернулся от алтаря, протянул тяжелый, выложенный изумрудами крест. Патрик, опустившись на колени, прикоснулся к нему губами.
- Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа… - голос Георгия отразился от стен собора и зазвенел, ему вторя, слитный хор множества голосов.
Патрик опустил голову. Господи, я знаю, что Ты не оставил меня. Спасибо. Да будет на все Твоя воля. Он ощутил прикосновение кисти с елеем и закрыл глаза. Все случилось так, как нужно. Глубокое, полное ощущение правильности происходящего охватило его, и когда он – отныне король – встал и повернулся лицом к людям, лицо его было спокойным и светлым.
- Я, Патрик Эдвард Дюваль, король Лераны из рода Дювалей, принимаю возложенные на меня права и перед Богом всемогущим клянусь даровать своему народу справедливость, мир и милосердие. Клянусь охранять границы Лераны мечом и законом. Клянусь привести законы моей страны в соответствие с законами Божьими, в меру данных мне Господом сил искоренять на подвластных мне землях зло, несправедливость, насилие и беззаконие, - по толпе пополз удивленный шепот – этого не было в тексте королевской клятвы. – Клянусь мечом и словом искоренять ересь, как подобает сыну Святой Церкви. Клянусь любить и почитать Господа моего и мой народ. И да поможет мне Бог.
Тяжело легла на плечи пурпурная, расшитая золотом мантия – знак королевской власти. А когда Георгий вручил королю скипетр и меч, Патрик, прикоснувшись к священным реликвиям, на мгновение услышал в зазвеневших под сводами собора голосах хора глубокий и мягкий голос Бога.
* * *
Она не смогла. Не попала, не сумела прийти на коронацию, и кто бы мог подумать, что это окажется так обидно и больно; что ей, еще месяц назад презиравшей всех королей на свете, этот самозванец? Но в том, что он самозванец, Вета сомневалась все больше и больше.
И дело было даже не в рассказах Августы, которая заходила к ним теперь едва ли не каждый день, чтобы поделиться новостями – а новостей всегда бывало много. Вете порой казалось, что у Августы есть знакомые или знакомые знакомых во всех слоях, во всех кругах, включая Господа Бога. Она приходила веселая, громкая и вываливала сразу ворох, и ей льстило внимание, с которым слушают ее и переспрашивают, ахают и кивают, и она ощущала себя самым значимым человеком в мире.
- … вот Лючия и говорит: с ног сбились, наряды шьют для коронации. Ну, понятное дело, ей наверх ходу нет, но короля нового она один раз все-таки видела.
- Какой он? – спросила Вета с замиранием сердца, даже не понимая, чего ей хочется больше: чтоб был похож или нет, ошибиться или увериться.
- Говорит, красивый, - вздохнула мечтательно Августа. – Молодой, говорит, стройный, только прихрамывает иногда, а на лицо – краше не бывает. И волосы, говорит, как золото. И такой, знаешь, ласковый, простой – ну ровно как всю жизнь ты с ним знакома.