Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 138 из 145



«Врет», - думала Вета, но боль внутри не утихала. Обязательно врет, потому что если Патрик жив, он должен был отыскать ее, а иначе ей станет незачем жить. Пусть он будет мертв, нельзя ворошить прошлое бесконечно, нельзя тревожить ушедших, пусть ему – там – будет хорошо и спокойно.

Она почти решила, что на коронацию пойдет. Понятно, что простых горожан не пустят не только во дворец, но даже и к церкви подойти не позволят, но ведь есть улицы, по которым пойдет процессия. Коронации всегда проходят в соборе святого Себастьяна, и дорога к нему будет обязательно полна людьми. Пойти, затеряться в толпе… у нее есть шанс увидеть его – пусть издали, пусть из толпы. Увидеть, понять, наконец, кто он – авантюрист, присвоивший себе чужую память, или…

А накануне дня коронации заболел Ян. С утра он кашлял и жаловался на боль в горле, а к полудню начался жар. Ночью, едва сумев уложить, наконец, плачущего малыша, Вета поняла, что завтра никуда не пойдет. Вдобавок и бабка Катарина в последние дни чувствовала себя необычно плохо, жаловалась на то, что «в груди тесно» - ну, как оставить их таких? Вета и сама не знала, что больше пугало ее: болезнь сына или нездоровье бабки. Бабка за эти два года стала для нее опорой, стеной, к которой можно прислониться, и теперь если эта стена зашатается… Нет, о нет! Катарина не так стара, она проживет еще лет пятнадцать, потому что если Вета снова останется одна, да еще с ребенком… нет!

И не нужна ей эта коронация и король этот не нужен, лишь бы были здоровы те, кто дорог ей. К черту все праздники. Вета крутилась, как белка в колесе, перебегая от сына к бабке, которая в этот день едва встала утром, а к обеду снова легла, и тяжесть, лежащая на душе, была привычной и почти уже незаметной.

К вечеру Яну стало хуже, кашель стал сиплым и тяжелым, и Вета совсем растерялась. Она умела перевязывать раны и вправлять вывихи, могла обработать ожоги или вскрыть нарывы, но лечить детей и стариков ей не приходилось. Тем более – собственного сына… как его лечить, если от страха голова отказывается соображать? За два года жизни Ян не болел ни разу, никогда не было у него лихорадки, капризничал он только когда резались зубки, и нездоровье было непривычным и для него, и для матери, которая не знала, чем помочь. Вета поила его отваром ромашки и теплым молоком, но горло ребенка по-прежнему оставалось красным, и жар не спадал.

Уже после заката заглянула к ним Августа – довольная, счастливая, – хотела было вывалить очередной ворох новостей, но посмотрела на непривычно тихую, тяжело осевшую на подушке Катарину, на растерянную, едва не плачущую Вету и с новостями решила погодить.

- Лекаря надо бы, - сказала она неуверенно.

- Где его возьмешь, лекаря, - хмуро сказала Катарина. – Всю жизнь сами лечились, я только повитух и знаю, да повитуха тут не надобна. А которые богатые, так на тех у нас денег нет.

Августа вдруг хлопнула себя по лбу.

- О! А Мора, помнится, говорила, что знает она лекарку - тетку Жаклину, что рядом с ней живет. – («И вправду», - проговорила Катарина). - Ее, что ли, спросить? Только живет она далеко, я на ночь глядя к ней не побегу. Завтра утром… а там уж как повезет, лишь бы дома ее застать. Ну да Бог не оставит, ночь переночуете, а к утру, глядишь, и легче станет.

Бог не оставил, Мора оказалась дома и к вечеру лекарку привела. Тетка Жаклина, худая, решительная, некрасивая, показалась измотанной, перепуганной Вете добрым гением. Быстро и уверенно осмотрела Яна, забавляя малыша сказкой о козе рогатой, и сказала, что страшного ничего нет, но лечить надо, чтоб воспаление легких не получить.

- Где ж ты, пузырь, ноги промочить сумел? Лето ведь, жара какая. Или под дождем позавчера бегал?

- Молока, наверное, холодного напился, с того и заболел, - слабо улыбнулась Вета. – Дождь-то теплый был…

- Ну, теперь какая уже разница, а впредь следи и смотри, чтоб не повторилось такого. Вот трава, будешь заваривать и поить до еды, а этим вот горлышко полоскать… полоскать-то он умеет?

- Нет еще.

- Ну, тогда пои, только по чуть-чуть. Если совсем сильно гореть будет, обтирай мокрым полотенцем, да следи, чтоб ручки-ножки теплые были. Ничего, обойдется.

Едва глянув на Катарину, тетка Жаклина заявила со всей строгостью:

- А бегать меньше надо, матушка! Чай, не молоденькая уже. Отдыхать почаще, есть как следует. Устала ты, оттого и свалилась. Отлежишься – поправишься. Ты, девка, - повернулась она к Вете, - бабку сильно-то не гоняй, мальца на нее не навешивай. Теперь ты за ней ходить должна, а не она за тобой, поняла? Следи, чтоб тяжелое не поднимала, чтоб по ночам спала… от бессонницы – вот, - она встряхнула мешочек, - позаваривай с недельку. И пусть полежит хотя бы дней пять, не встает. Все понятно?

Катарина со своей кровати смотрела на Жаклину и мелко смеялась.

- А то сама не знаешь, как у нас лежится летом. Работать кто за меня будет?

Жаклина выпрямилась, уперла руки в бока:

- На тот свет не терпится? Ну, твоя воля. Добро бы, молодой кто был, прыткий, которому лежать некогда… знаю такого одного, да ведь тот – молодой. А тебе куда торопиться? Старая ты уже, неужто еще не наработалась?