Брат Гильом

Осень, зиму, весну, половину лета юноша провел в странствиях. Он искал приключений, находил новых возлюбленных, дрался на дуэлях, торговал пряностями и отплясывал на карнавалах. Он даже чуть не был избран в венецианские дожи, но вовремя снял свое имя из списков. Он вкусно ел, мягко спал, накопил состояние и спустил его в карты и кости, купил неукротимую рабыню-египтянку и спустя ночь отпустил её на волю с Пьяццо дель Бра. Вся Италия была влюблена в элегантного, щедрого и невероятно везучего молодого красавца. «Фортунелло» называли его — счастливчик. А Лодовико был глубоко несчастен. Скука, черная скука отравила его прежде веселую, легкокрылую душу. Он брал с земли и срывал с веток все, что захочется — и ничего больше не волновало его. Кроме последней ночи июля, когда ему надлежало явиться на Пьяцца дель Эрбе и вернуть ключ хозяину. Вместе с душой.

Однажды, отчаявшись, Лодовико попробовал поговорить со священником-экзорцистом. Хмурый старик внимательно его выслушал и пожал плечами — договором с нечистым в наши дни никого не удивишь. Можно помочь, отчего же нельзя. Если тысячу раз сказать «меа кульпа» и каждый раз омыть кровавыми слезами раскаяния, а затем постричься в один из старых монастырей с суровым уставом и до скончания дней соблюдать посты, трудиться на благо общины и молиться о своей заблудшей душе — спасешься. Там, где искренне веруют, сатане нету места. Написать вам письмо к настоятелю в Санта-Крус? Так я и думал, молодой синьор. Да поможет вам бог… хотя вряд ли он вам поможет.

За неделю до страшного дня Лодовико вернулся в Верону и ушел в безнадежный запой. Тщетно отец и братья пробовали его увещевать — он огрызался, хамил и возвращался в кабак. Темная злоба переполняла юношу — ещё каких-то несколько дней и все они — отец, братья, слуги, пьяницы, шлюхи, нищие — будут жить, а он, Лодовико, отправится в ад до скончания дней. По своей собственной воле, по своему выбору. Порой ему хотелось поджечь дом или отравить ужин — по крайней мере, рядом с ним в геенне окажутся родственники. Порой — самому принять яд или прыгнуть в Адидже с моста Скалигера. Пышные чёрные кудри юноши потускнели и поредели, блестящие глаза потухли, лицо осунулось, пальцы дрожали — двадцатидвухлетнему Лодовико нынче давали сорок. Он держался только на отчаянной воле — мужчины умирают с гордо поднятой головой.

В последний день июля Лодовико проснулся с рассветом. Слуге, который побрил его и приготовил ванну, подарил десять скудо и новый камзол. Старшему брату Винченцо — шпагу. От отца улизнул — сил на то, чтобы объясняться не оставалось. Весь день Лодовико потратил, прощаясь с любимой Вероной — бродил по улочкам и площадям, забирался в развалины, где когда-то играл ребенком, поднимался на крепостную стену, поросшую зеленью, покупал теплый хлеб, жареную рыбу и кислое вино у торговок, раздавал мелочь нищим, копался в пыльных берлогах старьевщиков, разглядывал рукописи в книжной лавке, играл в монетки с уличными мальчишками и запускал с ними голубей. В глубине души он лелеял надежду — вдруг какое-то милое сердцу воспоминание сможет сделать его счастливым. Тщетно…

Вечер Лодовико скоротал в таверне «Три генуэзца». Дождавшись выстрела пушки, чинно расплатился и покинул заведение. До Пьяцца дель Эрба он шел спокойно — чему бывать, от того не увернешься. Все равно донна Челеста его отвергла. И никто из прекрасных девушек, чьи сердца он отпирал дьявольским ключом, не полюбил его всей душой, и никто не остался рядом — даже та египтянка, которую он отпустил. Неблагодарная тут же подалась к бродячим комедиантам и до сих пор пляшет по площадям, звеня бубном. А несчастную донну Челесту он так и не навестил.

В Вероне царила теплая летняя ночь. Донна Луна, полнолицая как трактирщица медленно поднялась над крышами. Стройный силуэт башни с часами уже маячил впереди, когда Лодовико услышал тоненький свист. Из-под арки ему махал рукой пестро одетая девушка.

— Помнишь? Я Вероника. Я задержалась, и ты попал в лапы к дьяволу и заключил с ним договор.

Лодовико хмуро кивнул.

— Возьми! — девушка протянула ему ковчежец. — Это твое. Я нашла его там, на площади. Он тебя не спасет, как и крест с молитвой, — но помочь может.

Лодовико подхватил дядин подарок и надел на шею, не гнушаясь неопрятной веревочки, заменившей красивую цепочку.

— А теперь скажи — я тебе нравлюсь? Честно? — Вероника медленно повернулась, давая юноше возможность рассмотреть себя всю.

Лодовико кивнул — девушка с первой встречи поразила его особенной, дикой прелестью.

— Но ты не любишь меня, так ведь?

Юноша на минуту задумался. Разглядев Веронику, он понял, что весь год искал именно эти черты — пронзительные и резкие, неправильные и манящие одновременно — в десятках других, покорных и страстных женщин. Но назвать это чувство любовью…

— Нет. Прости, не люблю.

Девушка коротко улыбнулась:

— Тогда я попробую тебе помочь. Скоро полночь. Он явится за тобой и потребует исполнения договора. Ты позови меня и скажи, что хотел открыть мое сердце, но не смог. И надейся, чтобы нам удалось выкрутиться.

— Но ведь это опасно! Зачем тебе вмешиваться в судьбу незнакомого человека? — удивился Лодовико. — Ты ведь так молода и красива.

— Тише. Вот он уже пришел.

И вправду на площади в тени башни с часами из ниоткуда возник знакомый силуэт невысокого мужчины в большой шляпе с пышным пером. Дьявол приветственно помахал им рукой:

— Ты храбрец, Лодовико! И весело провел время, жаль счастливым не выглядишь. Подходи же, не бойся, расставаться с душою совсем не больно! А тебе, Вероника, спешить некуда — твой срок ещё не наступил.