А что если

-Уходи отсюда, - голодный, в порыве гнева кричал он.

- Сам уходи.

- Это моя квартира, уйти должна ты. Психованная! – беспомощно кричал Кен, крутя указательным пальцем у виска. В ответ, злобно улыбаяась из под опухших глаз, я таким же выразительным жестом - постучав по лбу, затем по телевизору выдавала свою версию:

- Это кто тебе сказал, что она твоя?! Телевизор?

Мы делили территорию и кастрюли, как два государства, которые когда-то были единым целым. Но, даже если бы я захотела – я не могла уйти, это мой дом. Это мой приговор на этом этапе жизни. А, если бы смогла – то послал бы его, и сбежала куда подальше, на запад, например. Вся наша предыдущая совместная жизнь для каждого из нас обрела свою правдивую историю, абсолютно отличающуюся друг от друга, и каждый считал себя правым, а другого виноватым. Не понимаю, как можно в одной реальности одни и те же события интерпретировать по-разному? Одному Богу известно, сколько бы продолжалось это издевательство. Но в один из дней, когда я уже была готова сдаться, подчиниться, ощущая себя маленьким замученным зверьком в углу грязной, разрушенной клетки, он, почему-то смущаясь, сообщил новость:

-Через три недели приезжает моя мама и тётя с мужем. Я не хочу, чтоб они знали о том, что было.

С этого дня всё стало почти как прежде, он старался делать вид, что ничего не было, готовил кушать для нас двоих, разговаривал вежливо, вёл себя максимально дипломатично и всегда улыбался дружеской улыбкой. Теперь он часто стал заводить разговоры о том, что всегда любил меня, ведь мы родные друг другу люди и ближе нас никого нет, нужно простить и отпустить, всё забудется, ведь столько хорошего между нами было. И одновременно вглядывался в мои волчьи глаза в попытке угадать, что же я замышляю. Он явно боялся, что я могу рассказать его маме, что он делал со мной. И это было хорошо. Мой «родной и близкий человек» очень зависим от мнения своих родственников, а что это может мне дать? Козырный туз – в колоду. «Ты даже не представляешь, как тебе будет больно, готовь попку для маминого ремня».

Рассматривая своё замученное отражение в зеркале, я почувствовала полную апатию и понимание как глупа и одновременно жестока эта борьба. Бессмысленная война. Я же девочка. Как я докатилась до такой жизни? Разве такими были мои мечты? И некому пожаловаться, я получила то, что хотела, точнее то чего боялась. Как страшно остаться в одиночестве наедине со злом. Один на один с лабиринтом, без права выхода. Хотелось заплакать, но проявить слабость – это значит сдаться, так я бы и сдалась уже с удовольствием, но как он себя поведёт с побеждённым?

Я решила пойти на перемирие.

- Послушай, я никому не скажу, что мы дрались. Но у меня есть условие. С этого дня я не хочу, больше общения. Эта комната моя территория. Кухня, ванная, туалет – пользуемся по очереди, без всяких разговоров. Я хочу не замечать тебя. Исчезни, ходи тихо, стань невидимым. Когда приедет твоя мама – я сыграю роль твоего друга, жены, квартирантки кого скажешь.

- Хорошо, я могу быть уверен, что ты ничего не скажешь?

-Да.

.........................................................................

Доктор

уверенно раскладывал по полочкам моё последнее путешествие:

-... Жертва на самом деле не так беспомощна, как себя чувствует; Спасатель на самом деле не помогает, а Преследователь на самом деле не имеет обоснованных претензий. Знаете, кто это сказал?

Я молчала, пытаясь оттолкнуть от себя мысль, что все психологи – на самом деле и есть психи, а мы психи – абсолютно нормальны. Ведь все эти заумные фразы, которые даже ребёнок может найти в интернете - только путают карты в голове и так нездорового человека, и ещё более запутывает и усугубляет и без того непростую ситуацию.

Неожиданно он замолчал, и мне показалось, что он уловил презрение в слишком быстро спрятанном под ресницами взгляде. Да. Он всё понял, выражение моего лица полностью выдало меня, я покраснела. Доктор с любопытством рассматривал меня, пока я пыталась замаскироваться и скрыть свой преступный вид покашливанием и расчёсыванием пальцами чёлки. Наконец, после долгой, выдержанной паузы он продолжил:

-Клод Штайнер. - признанный мастер практической психологии.

Фу, отлегло, он ничего не понял, никого он не раскусил, просто умничает, а умничает потому, что не знает ответ. Пусть умничает. Для меня уже счастье, что есть этот доктор, с которым можно поговорить. Он такой хороший, и он единственный кто слушает меня, пусть даже за деньги.

-Перестаньте чувствовать себя жертвой и станьте исследователем. То есть, если в прошлом вы убегали, избегали встречи со своим тюремщиком или мучителем, то теперь признайте, что да, вы в клетке, тюремщик существует, но при этом начинаете активно исследовать свою ситуацию, клетку, ваши отношения с тюремщиком и даже самого тюремщика. Если раньше вы только и делали, что укорачивались и прятались, то теперь вы поворачиваетесь к тюремщику и смотрите прямо на него, вы вступаете в активные отношения с ним. Надо же чем-то себя занять в клетке, в конце концов.
Как говорил Черчилль, если вы уже идёте сквозь ад, то продолжайте движение. До тех пор, пока вы автоматически, бессознательно убегаете от страдания, вы – животное, как это ни больно признавать; но как только вы начинаете его исследовать, вы – человек, и это звучит достаточно гордо. Задайте себе вопрос: Кто я – жертва или исследователь?