Метель из далекой весны

Блез Паскаль

20 июня 2016 года

— И я продолжаю считать, что ты — ненормальная, — в очередной раз сказала Катя Саше и, как ей хотелось верить, в последний. Просто потому что до ее рейса на Афины оставался час, так что и время на воспитательные меры стремительно заканчивалось.

— Ты прекрасно знала, что я собираюсь сделать, — возразила подруга, тоже привычно уже и очень мирно, будто зная, что Кате по каким-то причинам необходимо повторять это по нескольку раз на дню. Хотя она вообще в последнюю неделю вела себя крайне спокойно и сдержанно, несмотря на то, что, как и Миша, едва не погибла. А вот Кате все чаще хотелось лезть на стены и поминутно проверять, что оба близких человека живы. Вслух, однако, это проявлялось только в таком вот напоминании Саше о ее опасном поступке.

Хотя кого она обманывала? Катя действительно догадалась о планах Саши. В тот вечер, когда она спорила с врачом из реанимации, который не хотел давать ей информацию о Мише, потому что она — не член семьи, и врала тому в глаза, что у нее нет под рукой контактов его близких родственников, все остальное она воспринимала, будто через какую-то непонятную пелену. Вроде бы, и есть люди. И Саша есть, и Джон, который, скорее всего, чуть не убил Мишу. Но как-то все они были неважны. Будь она в чуть более адекватном состоянии, она бы никогда не позволила Саше с ним ехать. Однако, будь она в менее адекватном состоянии, она бы не сообразила, что и Саша ни за что на свете не поехала бы с Джоном-Костей куда бы то ни было, если бы не имела на то серьезных оснований. Соображала Катя медленно, параллельно думая о том, что жене Миши, несмотря на внутреннее нежелание это делать, она должна позвонить. Какими бы отстраненными и формальными не были ее отношения с мужем, та женщина прожила с Мишей больше пяти лет. И если случится худшее, она рано или поздно узнает. Хотя, очень может быть, она бы предпочла узнать это от врачей, а не от любовницы. Пусть даже она лично позволила Мише ее завести. Завести. Как собаку или морскую свинку.

Из-за этого мысли о Косте и Саше роились в голове медленно и неохотно. Но когда за ними закрылась дверь, они пришли в достаточную гармонию со способностью действовать, и Катя сделала единственное, на что была способна в тот момент: вызвонила человеку Миши, который привозил ей информацию о «потенциальных Костях», и изложила ему ситуацию.

Как он объяснялся с сотрудниками отеля и как добился того, что его пустили в комнату Джона-Кости, где они обнаружили подтверждение прослушивания их номера — уже того, который они сняли на троих! — этого всего Катя не знала. И, вопреки своей привычке прояснять все непонятные нюансы, не попыталась узнать. Главное, что по итогу они услышали, что в тот момент происходило в их номере и успели вовремя. Костя погиб. На этот раз навсегда. Катя лично видела труп и лично же его щупала, чтобы убедиться окончательно.

Саша же практически не пострадала. На шее остались синяки, но не более того. Мишу выписали из больницы через несколько дней с наказом следить за сердцем и проходить профилактические обследования. На первый взгляд, никаких долгосрочных последствий не возникло, но они могли дать о себе знать позднее. Жене Миша позвонил сам, когда пришел в себя на следующий день, просто потому что пришлось предупреждать о том, что он задержится и приедет позже, аж на целую неделю. Катя слушала сухой тон Миши, недовольный голос жены из трубки и размышляла о том, что в чем-то Саша права. Да, ее все устраивало, кроме некоторых мелочей, которые, в определенных обстоятельствах, рисковали вырасти в глобальные проблемы. И именно о них ей и предстояло поговорить. Поговорить так, как говорить о них не принято. Неправильным образом. В неподходящий момент. Если верить умным книжкам о взаимоотношениях. Но Миша не любил сантиментов и хождений вокруг да около. Не любила их и Катя. А правильный момент выбрать для них обоих было чем-то совершенно недостижимым.

— Ну вот что, Миш, — тихо и спокойно сказала Катя, когда Саша оставила их, чтобы побродить по магазинчикам Duty Free. — Не люблю шаблонные фразы «нам надо поговорить», «нам надо выяснить отношения» и прочие «мыльные» формулировки. Тем более, что поговорить и выяснить нам не надо. Сказать и сформулировать свою позицию надо мне. Обсуждать я ее как раз не вижу смысла.

Миша недоуменно на нее глянул, но засунул мобильник в карман пиджака.

— Я тебя слушаю.

— Не знаю, как бы вел себя ты и что чувствовал бы на моем месте, но мне унижаться перед врачом из реанимации не очень понравилось. Полгода назад, в Москве, все было проще. Ты сознания не терял. Посетителей принимать мог. Короче, проблемы не возникло. Но она может появиться в любой момент. И не всякий врач даже в Москве пустит меня к тебе в экстренной ситуации за деньги. А уж как поведет себя в подобной ситуации твоя супруга, я тем более не угадаю, — задумчиво и непривычно подробно для себя заговорила Катя. — И это не единственная проблема. В ближайшие года два-три, максимум — четыре-пять, меня будет устраивать такое положение вещей. В целом, я имею в виду. У него действительно масса плюсов. Ненавязчивые и непостоянные отношение — то, что нужно, на самом деле. Сейчас. Но максимум через пять лет я вернусь в Москву и захочу семью, ребенка, короче, как всякая женщина, у которой часики тикают. Хотя плевала я на часики, но будет именно так, как я говорю. Вот у тебя есть от двух до пяти лет, чтобы принять для себя окончательное решение, готов ты кардинально менять жизнь или не готов; хочешь ты или не хочешь второго ребенка от второй женщины; заинтересован ли ты во мне как в жене, а не как в любовнице. Короче, Миш, я тебя очень люблю, но ты подумай. С сыном я тебе мешать общаться не буду. Насколько адекватна твоя жена и чем для тебя чреват развод, решай сам. Но ты либо разведешься, либо к моменту моего возвращения в Москву мы расстанемся.