Адекватность

Спускаться в подвал мне пришлось осторожно, ступени были удивительно высокими и не настолько широкими, чтобы поместить всю стопу на них. Стены не то, чтобы сужались, но были достаточно тесны, чтобы возникло устойчивое желание держаться за них руками, мысленно стараясь раздвинуть себе проход.

На ощупь они были холодными и сырыми, к пальцам от прикосновений приставала мягкая плесень, окрашивающая их во все оттенки темной смеси зеленого с серым. Весь этот настенный рисунок был словно покрыт слоем какой-то копоти.

Комната подвала оказалась меньшей, чем я предполагал. Инструменты не пришлось искать долго, типичный ящик, покрытый большим слоем пыли, одиноко стоял на полу.

Я сам предложил Джеки помочь с домом. Сперва решил взяться за мелочевку, внутри нужно было подтянуть ручки на дверях, поправить петли, занавес. Это то, что бросилось мне в глаза. Приступив же к своему ремонту, я обнаружил еще ряд мелкой работы, на которую незаметно потратил практически полдня, прежде чем приступить к работе на свежем воздухе.

На улице был уже декабрь, но днем все еще становилось жарко. Предполагаю, не настолько, как бывает летом, но даже сейчас мне пришлось остаться в одной своей футболке и джинсах, которые бы я сменил на нечто более легкое, но не имел с собой такого.

У дома были заготовлены дрова, их было немного. Я конечно не имею представления, сколько бы их понадобилось, чтобы отопить такой дом, я даже не знаю, сколько длиться отопительный сезон в этих краях, но уже наличие заготовленных, пусть и в малых количествах, дров говорят о возможном скором наступлении холодов.

Я был на удивление полон сил и желания повозиться с чем-нибудь во дворе, хотя понимал, что мне любая работа будет новым занятием. Не зная, за что взяться первым, я с деловым видом, а именно, расставленными в боки руками, поднял голову, чтобы убедиться, ничего ли не случилось с телевизионной антенной, но оказалось, что ее вовсе не было на крыше.

В доме я пытался включить телевизор, но и его шнур, как большого количества других электрических приборов, оказался выдернут с розетки. Подсоединив электричество к телевизору, я не сумел настроить ни единого канала, потому предположил, что есть проблемы с антенной. Да и чтобы разобраться с последней, в чем я не мыслю ничего, мне бы следовало сперва ее найти, потому я закинул эту идею, застопорившись на этом этапе.

Следует сказать, что я все же помог, с чем смог. Но что касается электричества - с ним я никогда не дружил. Потому выяснить, от чего во всем доме был тусклый свет, мне также не удалось.

Дом топился дровами, это было очевидно даже мне. Потому следовало заготовить их больше, чем было уже. На самом деле их почти не было. Я бы с легкостью, насколько мне кажется, мог справиться с топором или пилой при заготовке дров, но столкнулся снова с проблемой, не позволяющей приступить к этому процессу. Вокруг не было деревьев, только одни поля, порой переходящие непосредственно в небо за счет дымки, застывшей в воздухе на линии горизонта.

Меня огорчило, что я не мог сделать всю работу по хозяйству, которую приметил. Хотелось взяться за столько всего, но реально я понимал, как обстоят дела, я не приспособлен к работе в деревне, как бы мне не хотелось помочь.

Я незаметно для самого себя начал думать о том, как на человека влияет среда, которой он окружен. Вопреки своему огромному желанию я не мог выполнить работу во дворе просто потому, что боялся натворить больше проблем, чем принести пользы. Меня привлекала работа по хозяйству, но по соображениям безопасности я не брался за заготовку дров, и первые несколько минут отговаривал себя от идеи сесть в трактор. Он стоял отчужденно за домом, и был сам небольшой, что служило положительным моментом, когда я пытался себя убедить, что справился бы с его управлением. А поскольку это был единственный аргумент, что я смог найти в довод своей правоты, я не стал более затягивать с рассуждениями, чтобы решительно не отбросить эту затею.

В управлении трактора не оказалось ничего сложного, мой страх был более, чем надуманный. Я поехал, куда глядели мои глаза, при чем в буквальном смысле, и забрался в дальние поля, откуда дом казался игрушечным на новой линии горизонта. Вокруг меня были заготовлены стога сена. Я остановился, чтобы воспользоваться возможностью побродить вокруг них. Вид был удивительный. Уверен не для деревенских, но он радовал мои глаза.

Как завораживает вид природы, так бережно оберегаемой человеком. Этим нельзя не восторгаться.

Я уселся прямо на земле, чтобы понаблюдать за спокойным течением жизни здесь. Ни единого искусственного звука, нарушающего покой природы. Не знаю с чем связать настигнувшие меня ощущения, граничащие с переживаниями. Пожалуй, на моем месте бы другие ощутили нечто схожее, но вряд ли бы приняли все так близко в сердцу. Меня встревожил тот факт, как человек упорно старается отстранить себя от природы. Мы пытаемся отвергнуть свое начало. Благо, не вся человеческая раса подавила в себе любовь к природе. Но большинству, к которому, я выяснил, я отношусь, приходится уезжать в глубинку, чтобы выяснить, как велика их привязанность к природе.

Именно в таких местах появляются новые желания, а порой и мысли, ставящие под сомнение важность вещей, некогда представляющих ценности в жизни. Это, должно быть, свежий воздух, отрезвляющий разум, оказывает подобное влияние. На природе городского обитателя очень скоро тянет на сон, к тому же удивительно крепкий и восстанавливающий как никакие таблетки, прописанные от бессонницы и усталости. Терапевты в отчаянии пытаются прописать все более тяжелые препараты, не подразумевая в чем неспособность более слабых. Организм по немыслимой докторам с ученой степенью причине отвергает определенно действующие вещества, и врачи не способны на в корни другие методы поддержки организма, кроме как повышения дозы, если не следует никаких улучшений.

Иногда человеку следует попросту отдохнуть, отказавшись от привычного ритма. Суета выбивает из колеи. Мы осознанно сторонимся жизни в деревне, единства с природой, пытаясь адаптироваться к каменным джунглям, и сами страдаем от этого.