Небо в Океане

- Ошибка?! – громко воскликнул тот.- Тебя сдали, Разум, – прошептал Данил, склонившись к его уху. – Я знаю всё, что ты сделал ей, тварь! – закричал он, оставляя тонкую, алую полоску на коже Богдана.

Данил, заметив этот след, отклонился от него, любуясь своим творением, словно художник собственной картиной. Кровь на шее Разумовского нравилась ему: она приглушала то пекло, в котором приходилось жить с момента смерти сестры; стирала слезы, которые его родители проливали ежедневно, так и не смирившись с потерей дочери; обеляла Сашу, которую нельзя было даже похоронить по-человечески из-за мерзкого клейма «самоубийца»!

Да, кровь смывала всё.

«Нужно еще, - шепнул кто-то в мыслях. – Еще, еще, еще…», - заголосило внутри разными мотивами, отчего парень обхватил голову руками.

Голоса…Когда он впервые их услышал? Данил уже не помнил. Раньше он просто не обращал на них внимания, игнорируя. Но с уходом Саши все поменялось: они ожили, обрели силу, вынудили слушать их. Вот как сейчас…

- Еще?! – громко воскликнул парень, испугав Разумовского. Хотя, куда уж больше?

***

- Дан, не надо…- вскрикнул Богдан, когда лезвие ножа по новой вспороло его кожу,– …это не я.

- Не ты? – спросил тот, с придирчивостью оглядывая кровавые потеки на его футболке. – Ты хочешь сказать, что это она виновата, да? – Данил сжал одной рукой подбородок Разумовского.- Нет, это ты виноват! Из-за тебя она решила сделать это с собой, конченный ты ублюдок! – плечо Богдана опалила очередная вспышка боли – на этот раз нож вошел глубже.

Псих – а нормальным этого человека язык назвать не поворачивался – почему-то не спешил лишать его жизни, продолжая истязать незначительными порезами.

- Знаешь, почему я до сих пор тебя не убил, мразь? – будто услышав мысли Богдана, спросил Данил, продолжая крепко удерживать его за подбородок. – Потому что хочу, чтобы ты страдал, сука. Чтобы почувствовал, каково это, задыхаться от боли, - вкрадчиво произнес он, заглядывая в него своими черными глазами.

Разумовский боялся этих глаз – безжизненных, пустых и диких. Это были глаза безумца, твари, но никак не человека. Человек способен чувствовать, сомневаться, раскаиваться. Тварь же действует под влиянием инстинктов, полностью отдаваясь им. Попробуйте заставить льва отказаться от растерзания газели. У вас получится только в одном случае: если место газели займете вы.

От звука дверного звонка они оба встрепенулись и посмотрели в одном направлении: и если во взгляде Богдана искрилась надежда, – вдруг кто-то из соседей его услышал? – то Данил глядел на дверь с мрачным раздражением. Как ребенок, которого позвали домой в разгар самого веселья.

Странное дело, но он совсем не боялся: правосудия, осуждения, приговора… Сейчас Данил сам себя считал правосудием, в тысячи раз справедливее того, что списало со счетов гибель его сестры, не став даже рассматривать вариант о доведении до самоубийства. Так зачем ему боятся тех ничтожных кретинов, за которых он должен делать всю работу?

- Ждешь гостей? – спросил Данил, и, не дожидаясь ответа, двинул в направлении двери.

«Из-за нее она сделала это с собой. Если бы не эта стерва…» - вспомнил он слова Илоны, стоило посмотреть в глазок. Перед дверью стояла та, ради которой Богдан бросил его Сашу. Единственная, которую - если верить пьяным признаниям – этот ублюдок любил.

«А ты любил Сашу…» - прошипело внутри, отчего на лице парня прорезалась кривая линия улыбки.

Да, он мог убить Разумовского. Но что, если Данил поступит с ним, так же, как и он? Заберет у него самого дорого человека на свете?

«И заставишь его жить с этим».

***

- Может, зайдешь? – вывел меня из ступора голос парня, пока я с нарастающим ужасом пялилась в его глаза.

«Что за бред! – одернула саму себя. - Это же Данил!»

- Я лучше в другой раз, - неловко потопталась на месте, чувствуя досаду внутри от нарушенных планов - при посторонних поговорить с Богданом не получится. А затягивать с этим я не хотела. И так затянула дальше некуда…

- Да ну что ты! – улыбнулся Данил, освобождая мне проход. – Проходи, я гостинцев из командировки привез, - с непривычной веселостью добавил он.

- Нет, я все же по… - мой голос оборвался от слабого вскрика, что донесся из глубины квартиры:

- Беги!

- Что это? – спросила у Данила. Парень, как и я, смотрел в направлении голоса.

- Беги! – опять повторился вскрик, от звука которого кожа покрывалась мурашками.

- Это Богдан, - отмахнулся Данил. – В стрелялку рубится. У него там в наушниках снаряды рвутся вот он и орет, как контуженный. Проигрывает, по ходу.

- Ааа, - слегка нахмурилась. Что-то я не замечала за Разумовским тяги к подобным увлечениям, но сейчас мне это было только на руку: - Не говори ему, что я заходила, ладно? – перспектива распивать чаи с Разумовским в присутствии его друга, и изображать счастливую невесту, мало прельщала.

- Поч.. – начал Данил, но осекся…

- Рита, беги! Беги! – на этот раз голос зазвучал громче, и я откуда-то точно знала, что Богдан не играет ни в какую игру…

- Богдан? – неуверенно позвала я, заглядывая вглубь квартиры.

- Вот же мразь! – прорычал рядом парень, а в следующую секунду меня резким толчком забросило внутрь квартиры. - Пойдем, - не дав опомнится, Данил потянул меня дальше по коридору, прямо так, в обуви.

- Данил, что…- я замолчала, от пугающей картинки, что предстала передо мной.

Первым была кровь – на лице, шее, груди, даже белки его глаз окрасились в этот жуткий цвет. Вторым – раны, они были не так заметны из-за футболки пропитанной насквозь алым, но я знала, что они есть и что их много. Да он же полностью был покрыт ими!

- Господи, Богдан! – А это стало третьим и самым страшным. – Что..что..- слова застревали прямо в горле, смывались потоками слез.