Страница 5 из 229
– Почему-то все считают, что раз женщина, то не должна ругаться. То есть вот как башку чью-нибудь снести – так ничего, а как выругалась, так сразу начинается «ты же женщина».
– Ругайся, сколько хочешь, слова больше не скажу. Что о тебе будут думать люди – другой вопрос, – улыбнулся он. – Все, я о себе много рассказал, теперь твоя очередь. Рассказывай о своей семье.
Рин с сомнением посмотрела на него, высвободилась из объятий и села в постели. За окном едва-едва посветлело, наручные часы показывали четыре утра. Рин потеребила пообтрепавшийся кожаный ремешок и подумала, что пора его заменить.
– Рин? Рассказывай о родителях.
– Не то чтобы я очень хотела, – призналась она. – Почему родители?
– Дети – это отражение родителей, я считаю.
– Не в моем случае, – мягко улыбнулась Рин и, вздохнув, стала рассказывать. – Моя мама работает швеей, ее зовут Харуко. Ее имя значит «дитя весны». О ней я тебе рассказывала. Отец... Папу звали Кейширо. Я абсолютно не помню, что значит его имя, но значение хорошее. По-моему, они только со мной не угадали. «Неприветливая». У аиргов есть традиция. Ребенка называют тем именем, какое первое произнесет мать после родов. Считается, что при родах мысли матери вкладываются в характер ребенка. Без курьезов, конечно, не обходилось… Мама рассказывала, что когда она взяла меня в первый раз на руки, я скорчила такую рожицу, что мое имя само собой произнеслось. В общем, не знаю, о чем там думала моя матушка, когда меня рожала, но явно не о бабочках и свежем ветре!
– О пирожных наверняка думала.
– Вот она, разгадка тайны, почему я так люблю сладкое! – засмеялась Рин. – А я-то голову ломала.
– А о Варданисе расскажешь?
Она немного посомневалась, но решила, что вреда не будет.
– Варданис был врачом. Он говорил, что родом из очень далекого поселения в Канбери, поэтому у него такое странное для аиргов севера имя. Сложно сказать, я никогда не общалась с аиргами из Канбери, дома у него не была и не знала его родных... Варданис был сиротой. Говорил, была какая-то второстепенная родня, но он не общался с ними. Что про него сказать? Думаю, именно он повлиял на меня в жизни больше всех.
– Трудно представить, что на тебя кто-то может повлиять.
– Он смог. У него был дар. Я не отделяю его от семьи, потому что он невероятно много для меня сделал и жизнь мне спас тогда, когда мне вообще не хотелось жить.
Рин замолчала, не зная даже, что еще сказать на эту тему. Трогать воспоминания о Варданисе все еще было похоже на отдирание бинтов от плохо зажившей раны. Анхельм словно почувствовал ее настроение, поэтому сказал:
– Не хочешь о нем говорить – не говори, я не настаиваю. О брате расскажи.
– Юки… Юки был старше меня на пять лет. Хороший брат, ответственный, заботливый. Хотя в детстве характер у него был тот еще. Знаешь, такой мелкий пакостник. Однажды приклеил свои ботинки к полу, а сказал, что это я сделала. Он был язвительным, с ним невозможно было спорить, а какой задира! Юки очень не любил меня, когда я была маленькой, я часто получала от него тумаки, подножки... Сколько раз он мне прижимал пальцы дверями! Только я соберусь закрыть дверь, а он ею как хлопнет мне по пальцам! Я в слезы, вой на весь дом, мама обоих по задницам и в разные комнаты, а папа потом выясняет, кто жертва. Естественно, жертвой всегда была я. Любимая папина принцесса ведь! А принцесса дралась с братом в пух и прах, и ему всегда доставалось от отца, даже если на самом деле виновата была я. Собственно, поэтому Юки меня и не любил.
– Красиво. Удивительные имена. Насколько я помню, в переводе с ныне мертвого языка хонклети имя Анхельм значит «оберегаемый богами». На самом деле, конечно, не Анхельм, а Ансельм, но моя матушка была творческой личностью и не могла этого так оставить. Расскажи еще об отце, а то как-то мало сказала.
Рин задумчиво почесала голову и потянулась.
– С ним у меня были особые отношения. Он был очень горд, что у него родилась девочка, безгранично любил и старался облегчить мне жизнь там, где не делала поблажек мама. Естественно, защищал от всех и вся. Мы с ним были просто лучшей командой! С полуслова друг друга понимали. Он был такой добряк и… Мягкий, что ли? Да. Пожалуй, даже слишком. Но мог проявить строгость. Много знал и всегда делился знаниями с другими. Преподавал в нашей местной школе соринтийский язык.
– Я не раз думал над тем, как странно то, что у аиргов свой язык, – задумчиво заметил Анхельм. – Казалось бы, вы столько живете в Соринтии, а язык у вас совсем другой.
– Что же тут странного? Соринтия далеко не всегда была такой большой страной. Когда-то Истван находился посреди лесов, и это был довольно крупный город, а не деревня. Мы были отрезаны от остального мира. Поэтому у нас был свой язык – аириго, который формировался веками. После того как люди пришли осваивать эти земли, начались столкновения. В итоге количество наших общин сократилось до смешного, кто-то ушел на юг, чтобы найти нетронутое людьми место, кто-то ушел еще дальше на север. Кто-то вообще решил уйти из Соринтии. Но если говорить о языке... Да, аирги говорят на языке, который принят в том месте, где они живут. На левадийском, например. Аирги живут по пять сотен лет. У нас... хм... Я даже не знаю, как теперь говорить о соплеменниках. Я аирг по крови, но не по образу жизни. Хм...