Не позвать ли нам Дживса

Черная нашлепка и рыжие усищи -- это дурно, но что девятый граф все же еще способен к раскаянию, было видно из того, как он подпрыгнул, точно балетный танцор, когда, прохаживаясь по комнате, случайно заметил в старинном зеркале свое отражение.

-- Боже милостивый! ? воскликнул он, отшатнувшись.

Дрожащими пальцами он снял с глаза нашлепку, сунул в карман, сорвал с губы злокачественную растительность и, изогнувшись, вылез из клетчатого пиджака. После этого он подошел к окну, высунул голову наружу и сдавленным, заговорщицким голосом позвал:

-- Дживс!

Ответа не последовало.

-- Эй, Дживс, где вы?

Снова тишина.

Билл свистнул. Свистнул еще раз. Так он стоял на пороге между комнатой и террасой и свистел, когда дверь сзади него отворилась и показалась величавая фигура.

Человек, вошедший или, правильнее будет сказать, вступивший в комнату, был высок, темноволос и важен. Это мог быть иностранный посол из приличной семьи или нестарый первосвященник какой-нибудь утонченной, солидной религии. В глазах его светился ум, правильные черты лица выражали феодальную верность и готовность к услугам. Словом, это был типичный джентльмен, слуга джентльмена, с высоко развитыми благодаря рыбной диете мозгами, которые он теперь был рад почтительно предоставить в распоряжение молодого господина. Он держал переброшенный через руку пиджак в спокойных тонах и консервативной расцветки галстук.

-- Вы свистели, милорд?

Билл обернулся:

-- Дживс! Каким образом вы ухитрились туда пробраться?

-- Я отвел машину в гараж, милорд, а потом вошел в дом через людскую половину. Ваш пиджак, милорд.

-- Спасибо. Я вижу, вы переоделись.

-- Я счел, что так будет лучше, милорд. Когда мы выезжали на шоссе, тот господин был уже совсем близко, он может пожаловать сюда с минуты на минуту. Если бы его встретил дворецкий в клетчатом костюме и накладных усах, это могло бы возбудить его подозрения. Рад видеть, что вы, ваше сиятельство, уже сняли этот довольно заметный галстук. Он превосходно способствует созданию соответствующей атмосферы на скачках, но едва ли подходит для частной жизни.

Билл с содроганием покосился на отталкивающий предмет мужского туалета.

-- Он мне с самого начала внушал отвращение, Дживс. Весь в каких-то ужасных подковах... бррр! Засуньте его куда-нибудь подальше. И пиджак тоже.

-- Очень хорошо, милорд. Вон тот сундук, я полагаю, сможет послужить им временным вместилищем. -- Дживс подобрал пиджак и галстук и прошел в дальний конец комнаты, где стоял старинный дубовый сундук для приданого, переходивший из поколения в поколение в роду Рочестеров. -- Да, -- удостоверился Дживс. -"Не так глубок, как колодезь, и не так широк, как церковные врата, но и этого хватит"*.

Аккуратно сложив эти неприятные вещи, он поместил их на дно и опустил крышку. Даже такие простые действия Дживс совершал со спокойным достоинством, которое произвело бы глубокое впечатление на зрителя, не столь взбудораженного, как Билл. Выглядело это все так, как будто полномочный посол великой державы возлагает венок на гробницу почившего монарха.

Но Билл, как мы уже сказали выше, был взбудоражен. На него наибольшее впечатление произвела фраза, сорвавшаяся несколько раньше с уст великого человека.

-- То есть как это он может пожаловать с минуты на минуту? -- переспросил он. Известие, что ему может нанести визит краснорожий субъект с оглушительным голосом, осыпавший его бранью всю дорогу от Эпсома до Саутмолтоншира, его не слишком обрадовало.

-- Не исключено, что он разглядел и запомнил номер нашего автомобиля, милорд. Если ваше сиятельство помнит, он довольно продолжительное время имел возможность рассматривать нас с тыла.

Билл рухнул в кресло и отер со лба одинокую каплю пота. Такого оборота дел он не предвидел. И теперь перед лицом неожиданной опасности у него словно размякли кости.

-- А, черт! Об этом я и не подумал. Теперь он узнает имя владельца и явится сюда.

-- Да, милорд, такое предположение вполне правдоподобно.

-- Вот дьявольщина, Дживс!

-- Да, милорд.

Билл снова провел по лбу платком:

-- Ну и что же мне тогда делать?

-- Я бы порекомендовал равнодушие и полнейшее непонимание, о чем идет речь.

-- С эдаким легким смешком?

-- Вот именно, милорд.

Билл попробовал издать легкий смешок.

-- Как на ваш слух, Дживс?

-- Не слишком удачно, милорд.

-- Больше похоже на предсмертный хрип, а?

-- Да, милорд.

-- Придется разок прорепетировать.

-- Не один раз, милорд. Тут нужна убедительность.

Билл сердито пнул скамеечку:

-- Откуда я вам возьму убедительность, когда у меня нервы в таком состоянии?

-- Вполне понимаю ваши чувства, милорд.

-- Да я весь дрожу. Вы видели когда-нибудь бланманже под штормовым ветром?

-- Нет, милорд, мне не случалось наблюдать такого природного явления.

-- Оно трясется. Вот и я тоже.

-- Вполне естественно, что после такого испытания вы несколько перевозбуждены.

-- Вот именно что испытания. Мало того, что грозила ужасная опасность, но еще пришлось так позорно улепетывать.

-- Я бы не назвал наши действия улепетыванием, милорд. Правильнее сказать -- стратегический отход. Это общепризнанный военный маневр, его использовали все великие тактики прошлого, когда того требовала обстановка. Не сомневаюсь, что и генерал Эйзенхауэр прибегал к нему при случае.

-- Но только за ним наверняка не гнался с пеной у рта взбесившийся игрок в тотализатор и не орал во всю глотку: "Держи мошенника!"

-- Возможно что нет, милорд.

Билл погрузился в грустные думы.

-- Это слово, "мошенник", его особенно неприятно было слышать.

-- Я вполне вас понимаю, милорд. Оно вызывает возражения как недопустимое, несущественное и не идущее к делу, говоря словами юристов. Ведь ваше сиятельство по пути домой неоднократно высказывались в том смысле, что намерены вернуть деньги тому господину.

-- Ну разумеется, намерен. Тут и спорить не о чем. Естественно, возмещу все, до последнего пенни. Ноблес... как это говорится, Дживс?

-- Оближ, милорд.

-- Вот именно. На карту поставлена честь Рочестеров. Но мне нужно время, черт подери, чтобы сколотить такую сумму: три тысячи фунтов, два шиллинга и шесть пенсов.