Феномен

   Максимов схватил телефон и набрал номер красноярского следователя. Он потребовал переслать ему фоторобот мужчины, навещавшего Левандовского в гостинице.

   Минуты ожидания тянулись мучительно медленно. Может быть здесь какая-то ошибка? Ему подкинули это в сумку. Этому должно быть логическое объяснение.

   Фоторобот отобразился на экране. Максимов без труда узнал знакомые нотки лица.

   Никаких ошибок. Это Кирилл.

   ***

   Пассажиров с серьезными увечьями и травмами разместили в клинике имени Склифосовского. Всех остальных секретно доставили в другое, не менее известное среди специалистов учреждение - центр неврологии РАМН.

   Максимов добрался туда в течение часа. По периметру выставлено оцепление из сотрудников МВД и ФСО. Ребята они хорошие, но работать втихую совершенно не умели. По большей части они здесь, чтобы вылавливать зыркающих журналистов.

   Лучшие психотерапевты и психиатры со всей Москвы прибыли в центр неврологии. Их собрали чтобы найти ответ на главный вопрос - как помочь людям с тяжелыми формами психических заболеваний, которые еще пару дней назад были абсолютно здоровы? Медиков разделили на несколько независимых групп, прорабатывающих различные теории и методики лечения. Работа предстояла не малая. Требовалось поднять историю всех болезней с младенчества, составить полный анамнез пациентов и родственников, изучить течение заболевания, разобраться в причинах. Кроме пассажиров рейса 1661 сюда разместили пассажиров с рейса 754, а также тех, кто подвергся облучению в Красноярском аэропорту. Первое неврологическое отделение, куда разместили больных было оцеплено, вход осуществлялся строго по пропускам, а само отделение стало напоминать гигантскую лабораторию, где живые люди превратились в подопытных мышей.

   Обо всем этом Максимову рассказал главный врач клиники Николай Ильич Кузьменко, которому поручили руководить группой, курирующей пассажиров рейса 1661.

   Удостоверение СУ ФСБ позволило Максимову не только миновать охрану, но и развязать язык замкнутому в своих мыслях доктору.

   - Я пока в замешательстве относительно причин всех этих расстройств. У многих в анамнезе нет и намеков на психические отклонения. Токсикология чистая, - Кузьменко взглянул на Максимова с настороженностью. - У меня складывается стойкое ощущение, что вы нам недоговариваете. Должно быть еще что-то. Такие симптомы не могут возникнуть из ничего.

   Кузьменко почесал бороду через опущенную к подбородку маску.

   - Один из пациентов мой родной брат. Максимов Кирилл. Я хотел бы его увидеть.

   - У меня указание, никаких посетителей. Тем более к нему.

   - А что не так именно с ним?

   Они остановились у палаты под номером 221.

   - В психотерапии есть термин Идентификация. Он означает отождествление себя с другим человеком. Кирилл утверждает, что он, якобы его младший брат Артур, покончивший собой несколько лет назад.

   - Нет, Кирилл убил его.

   - Мне не были известны эти подробности. Хм, думаю сей факт можно интерпретировать как развитие защитного механизма вытеснения негативных воспоминаний и чувства вины. Нужно использовать этот факт в когнитивной терапии, - Кузьменко замер в задумчивости, а потом продолжил. - Все это очень странно. В общем с остальными пациентами ситуация не прозрачнее. Он категорически отказывается принимать лекарства. А со вчерашнего дня вообще отказался с нами разговаривать.

   Как это похоже на Артура. В своей жизни он ни разу не принял даже таблетку от головной боли.

   Максимов обошел Кузьменко и встал спиной к охраннику.

   - Дайте мне хотя бы пять минут. Это останется между нами, а я вам приоткрою некоторые причины того, что случилось. Конечно же, также строго конфиденциально.

   Кузьменко задумался. Затем натянул маску на лицо и протянул из кармана свежую.

   - Наденьте. И да, постарайтесь его не злить. Вчера всем отделением успокаивали.

   Максимов вошел в палату. Дверь оказалась скрипучая. Едкий звук отразился на лице брата недовольным свертыванием лицевых мышц к носу.

   Палата оказалась небольшой, но уютной. Стены белые, вымыты до блеска. Кровать металлическая с высокой спинкой и бортиками, покрыта массивным одеялом, напоминающим гигантскую подушку. Лицо у брата перекошено гематомой под глазом. Права рука и ключица перебинтованы, как и грудь. Жирные волосы местами застыли торчащей проволокой.

   - Батя.

   Они обнялись.

   - Как я рад тебя видеть. И сними ты эту маску, я не заразный.

   Максимов снял.

   - Да у тебя морщинки появились. Будто сто лет не виделись.

   Нет, это не Кирилл, это определенно не Кирилл.

   Максимов присел на край кровати.

   - Я уже три дня прошу, чтобы дали возможность тебе позвонить, а мне говорят, нет тебя.

   - Да, я это... Уезжал в командировку на выходных. Как ты вообще? Смотрю, рука перевязана, перелом?

   Он взглянул на свои бинты, будто сам только заметил их.

   - А это то. Вывихнул при посадке. Ничего серьезного, я бы уже снял. И вот головой еще стукнулся чуть, - он привстал, поставил подушку вертикально и облокотился.

   - Ты отделался легким испугом.

   - Хорошо, что ты пришел, наконец. Тут полная неразбериха твориться. Эти врачи даже не могут в документах нормально разобраться. Нереальная бездарность. Упорно считают меня Кириллом. Я им говорю, паспорт мой посмотрите, а они мне таблетки суют. Ты же меня знаешь, я под расстрелом эту химию жрать не буду. Ты поговори с ними, подтверди, что я это я.