Страница 33 из 35
Город захлёбывался адским огнём, быстрым, жгучим, стремительным. Крошились камни, трескались деревья, падали и кричали люди. Обожженные и измученные, напуганные и израненные. Подчинившиеся воле. Не сумевшие бороться с порабощающей планету нечистью.
Голуби вились в небе, голуби захватывали улицы. Голуби захватывали мир. Создавали свой личный ад, в котором собирались жить и развивать чёрные поприща.
Я пыталась с ними бороться, я выставляла оружие, я рвалась вперёд, но остановить их не выходило. Каждую минуту. Каждую секунду. Их становилось все больше, они налетали и набрасывались, они с трепетом рвались вперёд. Они знали все, потому что досконально изучили каждый клочок земли, обречённой стать их вторым обиталищем. Мы будем жить под властью голубей? Нас поработят? Мы станем верными питомцами?
Город С был захвачен, окружён, оккупирован. Небо словно покрывалось гарью. Каждый птичий рывок разносил струи копоти, разрывая землю, встряхивая пространство. Взмахи крыльев становилось обширнее; голуби на отдалялись, голуби мучили, ломали и разрушали. Мир обращался пеплом, сухим, омертвевшим, бездушным. Мир умирал в страданиях, стремительно исчезал и испарялся во мраке. Никто не мог ни защищаться, ни сражаться, ни спасаться. Птицы, захватывающие Землю, были сильнее людей и их техники, сильнее надежд и мечтаний, сильнее чистоты и наивности. Ад побеждал и наступил на планету. Ад становился принципом и истиной, страшной, кошмарной, единственной. Вечной и неизменной. Злой и непоправимой.
Я тихонько пробиралась сквозь места, обращающиеся демоническими пустошами, поглядывая наверх, на пламя, на небо. Голуби вились над городом. Они кричали и зазывали сторонников, кружась в ликующем марше. Пернатом марше.
Но я уже выставила оружие, готовая бороться с птицами, готовая убивать, готовая возвращать городу С честь и гордость. Мы будем свободны, мы не прогнемся под гнёт клювов и крыльев, под жадное воркотание и курлыканье! Мы обретём спасение.
В воздухе пахло дымом, едкая пелена и гарь распылялась по улицам. Ни людей, ни машин, ни животных. Кроме голубей, конечно. Кроме жутких птиц, бороздивших воздух, словно массивные горящие корабли.
Люди уже не высовывались. Они сдались. Пали под пернатым маршем или отдались в рабство птицам, могущественным, ужасающим. Ад оказался сильнее, дороги потерялись под камнями и пламенем; жители С, не успевшие эвакуироваться, становились птичьими рабами или сторонниками, беззащитными узниками и пленниками.
Не было ни армии, ни правительства, ни вооружения. Город пустел, окунаясь в пепел и пламя, содрогаясь под голубиными крыльями. Несколько дней. Всего несколько дней, быстрых, резких, мимолётных. Всего несколько дней понадобилось силам ада, чтобы захватить беззащитный С. Люди поддались и покорились, потому что испугались, ужасно испугались и запаниковали, встретившись с чужим и неизведанным.
Я стояла на тонкой тропе, затерянной в корявых древесных зарослях. Которую протоптали голубиные сторонники, некогда проводившие там грандиозные встречи и собрания.
Сейчас голубиных приспешников поблизости не было: наверное, они все сгорели под птичьим пламенем или поспешно скрылись, увидев, в кого превратилась Эльвира. Теперь битва велась только с птицами, фонтанировавшими неудержимой яростью. А в городе будто не осталось ничего от нашего мира — только демоническое, адское, потустороннее. Голуби и пламя, ведьма и демоница. И только я и немногочисленные люди, не покинувшие С, до последнего не теряли надежду.
Эльвира осталась позади, закутанная в мантию пламени и величия. Голуби восхваляли её, голуби чтили её. Они разрешили ей стать демоном, они приняли её в свои ряды, несмотря на то что когда-то она была человеком. Не живая и не мертвая, не воскресшая и не дышащая, она вступила в ряды сильных. Присоединилась к аду. Обрела способности для жизни в новом, подчинённом демонами мире.
В мою голову невольно закрадывалась неутешительная мысль, что, быть может, всё уже потеряно, что люди не жильцы, люди — рабы. Униженные и жалкие, несчастные и навеки втоптанные в грязь. Необычные захватчики выселяли их с родных земель, загоняя на просторы ада. И голуби были везде, голуби повсюду. Голуби — символ мира, только не от примирения, а от величия, от нескончаемых захватов и стремительно обретаемого всевластия. Цари, короли, правители…
Мир, захваченный птицами, чётко вырисовывался в моем сознании, но я упорно отгоняла эти опасения. Все не должно быть так, ничего не будет так. Мы справимся, мы спасёмся, мы выберемся. Мы не станем рабами птичек, которых сами же некогда ублажали зёрнышкам! Пусть лучше они будут нашими рабами, пусть падут к нашим ногам и преклонятся. Они никогда не захватят наши земли, потому что вернутся домой, не успев осуществить даже половины своего великого плана.
Выйдя к пустовавшей городской дороге, я резко остановилась.
Когда-то там была оживленная трасса, когда-то там сновали машины, расплёскивая во все стороны клубы пыли. Теперь там стало пусто, тихо, безмолвно. Почти пусто. Потому что на дороге сидел и, кажется, о чем-то размышлял огромный пылающий голубь. Птица не рушила и не захватывала, не нападала и не раскалывала. Чего-то ждала. Обдумывала какой-то план.
Главарь. Только подойдя чуть ближе, я осознала, что это был один из предводителей, один из главных голубиных демонов. Страх скрутил меня, ноги подкосились и словно увязли в грунтовой дороге, как в том медовом полу, холод неприятными щипками пробежал по коже. Оружие затряслось в моих руках, когда я представила, что сейчас произойдёт. Что мне придётся в одиночку сражаться с голубем-демоном, вооруженным, сильным, стремительным.
Будет ли победа? Случится ли спасение? Возникнет ли смысл в оружии? Непонятно. Потому что я была одна, совсем одна против стаи сильнейших демонов! Потому что жители С отступили, сдавшись, спрятавшись, потерявшись. Они не могли сражаться. Они могли только таиться, сидя в укромных убежищах, где не достали бы их страшные демонические создания.
А я могла. У меня находилось оружие, у меня имелась какая-то сила, святая, заветная. Но не было подкрепления. Помощника, что сумел бы сопроводить и поддержать меня в смертоносной схватке.
Главное — не поддаваться панике. Следовало действовать, срочно, непременно действовать.
Голубь смотрел на меня, голубь подбирался ближе. И я подкрадывалась к нему, вытянув вперёд вооружённую руку, готовая в любой момент совершить судьбоносный выстрел.
Демон взмахнул крыльями и, издав дикий клич, взмыл в накаляющийся воздух. Я крепко сдавила спусковой крючок и выстрелила. Попала. Пуля ударила в пылающее тело, вонзившись в горящую гибкую шею, заставив голубя покачнуться, завизжать и задёргаться. Оболочка поранилась, адская душа разорвалась на части.
С заунывным кличем, жутким, потусторонним, голубь рухнул на землю. Я уже слышала такие звуки в Предъадье, но тогда они мне не казались столь звонкими, пронзительным, потому что там они сливались с обстановкой, невольно становились её частью. А в городе всё было иначе. Улицы С крепко опутала тишина, поэтому предсмертный голубиный крик прозвучал особенно громко, страшно и оглушительно. С ноткой нескрываемого отчаяния.
Я отступилась на несколько шагов, наблюдая, словно заворожённая, за стремительной гибелью ужасного демона. Они казались неуязвимыми, они сеяли смерть и панику, но теперь умирали сами. Надежда вновь заплескалась внутри меня заветной искоркой. Силы были, возможности не истощились, оружие крепко тяготило мою ладонь, придавая мне теперь особой уверенности. А это значило, что далеко не всё потеряно, что я ещё имела хоть какой-то малейший шанс помочь этому миру избавиться от неугомонных стражей ада.
Всех их, конечно, не убить, не уничтожить и не сломить, но наш город сейчас был основной точкой, в которой они сосредоточились. Поэтому там находилось особенно много главарей, важных, значимых. Может, они все-таки отступят? Может, не зря мы проходили испытания Предъадья и не зря оставили там Антона на долгие-долгие годы или даже на всю его оставшуюся жизнь? Не зря. Я очень надеялась, что не зря.
Откуда-то донеслись чьи-то громкие голоса, наполненные нескрываемым ликованием. Кто-то оживлённо переговаривался, кто-то что-то обсуждал, увлечённо, целенаправленно — кажется, там стояли люди. Живые люди, притаившиеся в кустах, посторонившиеся от опасности. Они восхваляли меня? Они хотели отблагодарить меня за помощь?
Я изумлённо замерла на месте, решительно не понимая, что делать дальше. Улица всё ещё давилась смрадом, посреди дороги безжизненно распласталось и догорало голубиное тело, окружённое отблесками пламени. А неподалёку кричали люди, обрадованные, ликующие. Победа! Кажется, они наивно решили, что это победа, что это долгожданный счастливый конец. Глупо и самонадеянно. Печально и безысходно.
Ко мне с оживлённым видом подбежал какой-то парень, кажется, чуть-чуть младше меня. Он был искренне изумлён и неотрывно смотрел на умирающее голубиное тело. В голубых глазах, словно в лужах, плескались блики радости, наивной и несвоевременной. Если бы он знал, что происходит на самом деле! Если бы он понимал… А впрочем, было бы не лучше. Знание не принесло бы силы, понимание бы не подарило энергию и способности. Потому что знание — это ключ от двери, за которой спрятано оружие, но не само оружие.
У меня имелось и знание, и вещь, которая могла навредить птицам, но я не могла назвать себя владелицей оружия. Полного его экземпляра. Полной сущности, способной принести победу, дающей истинную надежду на освобождение города.
— Э-э-э… Как вы его так? — парень восторженно прищурился, наблюдая за каждым подёргиванием умирающего голуби.
— Ну, есть способ, — я непринуждённо пожала плечами и отошла в сторону, стараясь не показывать ствол неопытному взгляду. Знание не принесло бы пользы, по крайней мере его знание — уж точно. Оно бы только потянуло время, которое проносилось теперь особенно быстро и мимолётно.
Печально, но, судя по всему, я только подогрела его любопытство. Подобравшись к голубю, парень принялся несмело ощупывать перья, сморщивающиеся и затухающие. Некогда мощное демоническое оружие, символ преисподней, источник непроходимого крутящегося пламени, уничтожающего движущееся и живое. Разумеется, вещь любопытная, но определённо не в такое время, когда каждое неловкое движение могло обернуться крайне плачеными последствиями.
Тем не менее со стороны этот осмотр немного завораживал, подобно цирковым номерам со змеями и тиграми: не каждый осмелится так близко соприкоснуться с опасностью. А медленные, немного робкие движения, перебирающие голубиные крылья, навевали смутное спокойствие. Скрашенное мыслью о том, что мы справимся, что вскоре на месте этой поверженной птицы окажутся и прочие стражи ада. Только бы! Если бы!
Я задумалась, наблюдая за странным исследованием. Человек увидел умирающее чудовище, человек обрадовался и заинтересовался. Но ему следовало быть осторожнее, ведь все в этом мире не просто, все слишком сложно. Голуби — умные создания. Голубей не провести и не обмануть, просто так не отогнать и вернуть в их истинный «дом».
— Может, не надо так близко подбираться к чудовищу? Пусть и поверженному, — осторожно заметила я, представляя, что, может, голубь лишь усыплён или оглушён, а его сторонники где-то совсем-совсем рядом. Потому что битва была не окончена, пернатый марш шёл полным ходом, расплёскивая кровь, или и вовсе только начинался. Птицы со всех сторон возникали на пути у неподготовленных жителей, одним своим видом сообщая, что люди не пройдут, что проиграют, мимолётно, быстротечно. Даже без борьбы. Просто проиграют и сдадутся, отдавшись в плен когтей и клювов.
Но я не успела. Я ничего не успела сделать. Я не отодвинула парня и не отогнала, я не отозвала его, не убедила, что даже в таком виде голуби опасны. Кажется, он просто не послушал, слишком увлёкшись, или вовсе не пожелал слушать. И очень зря.
Потому что спустя несколько секунд в его сторону метнулась огромная тень, кипящая пламенем. Отчаянные крики, донесшиеся откуда-то со стороны, сотрясли воздух. Я принялась стрелять, давя на спусковой крючок, крепко сжимая орудие.
Выстрел прозвучал, громкий, стремительный. Но пуля пролетела мимо. Я промахнулась и попала в дерево, зловеще скрипнувшее от внезапного удара. Глупая ошибка! Невероятная досада, которая закончилась непреодолимой бедой. Причём ошибка не только моя: как бы прискорбно это ни звучало, но чисто из любопытства лезть к умирающего чудовищу, неподалёку от которого ещё кружили разъярённые сторонники, все же было не самым умным решением.
Голубь крепко обхватил беспомощное тело когтями-лезвиями и, даже не взмыв на высоту, буквально разорвал его на части. Окровавленные ошмётки внутренностный разлетелись в разные стороны густо-красной жижей, кровавые струйки с плеском ударились об асфальт. Клочья тела. Клочья живого тела, которое только что двигалось и дышало, которое разговаривало — несомненно, это выглядело ужасно, но для таких тёмных времен было нормой. Стало нормой. Поэтому разводить панику и истерику абсолютно не имело смысла.
Хотя мне откровенно сделалось не по себе: внутренний страх, липкий, накатывающий, вновь вцепился в горло, а руки немного дрогнули, чуть не отпустив оружие. Но я выдержала. Причём без особых трудностей, потому что за последнее время точно стала гораздо серьёзнее и выносливее.
Мы ведь вступили в битву, страшную, кровопролитную. Жуткому сражению, наверное, ещё долго суждено было длиться и ещё ни один день предстояло бросать на мертвенный асфальт разорванные кишки, мозги и прочие потроха случайных жертв. Голуби никого не пощадят. Голуби будут бить абсолютно всех, раздирая на части плоть, высасывая из неё душу. А тем более — таких неосторожных людей, которые фактически сами забираются в их жестокие лапы.
Между тем передо мной возник главарь. Очередной главарь, только что обмазавший свои когти кровью и остатками плоти, сделавший ещё один победоносный шаг. Я должна была помешать ему?.. Да, именно так: безропотно уничтожить чудовище, приближавшее ко мне и зловеще клацавшие окровавленным зловонным клювом. Должна. Непременно. Обязательно.
Люди продолжали что-то кричать, громко, судорожно, истерично. Ком теперь уже крепко сдавливал мое горло, но, запасшись всей храбростью, я уверенно держалась. Осталось снова решиться, подступить, сделать небольшой шаг, пронзить голубиную оболочку…
Запах гари, смешанный с металлическим кровавым зловонием, ударил мне в лицо. Ветер, ненавистный ветер! Он словно хотел возбудить во мне панику, помешать моим действиям, остановить и меня, и людей, заодно сообщив, что выбор у нас у всех маленький. Или жалкое существование в рабстве, или смерть — другого не дано.
Собрав волю в кулак, я выступила вперёд, навстречу опасности. Руки снова предательские дрожали, холодный пот выступал на коже. Движения замедлялись, в глазах, кажется, все мутнело. Деревья тянули ко мне ветви, словно говоря, что я в любом случае проиграла, словно желая пронзить меня раньше, чем это сделают голуби.
Главарь был близко. Тень склонилась надо мной, мощная, широкая. Пекло подступало, потусторонний клич звучал совсем рядом, заставляя все внутри меня сжиматься в упругую пружину. С этим голубем все обстояло сложнее, чем с предыдущим, потому что он явно был воинственным, прекрасно обученным. Голубь-воин, а не философ, истинный страж и захватчик, непобедимый враг, испробовавший многие литры крови… Не думать, пожалуйста, не надо об этом думать! Это мешало, ужасно мешало. Это тормозило мои движения, делая их растерянными, неуклюжими, неловкими.
Нет, я не какая-то супергероиня, целенаправленно спасающая мир, я обычная жительница маленького неприметного городка… В руках которой случайно оказалось сильное, способное уничтожить голубей оружие. Я просто случайная жертва обстоятельств, зачем-то вмешавшаяся в сомнительное дело. Но отлынивать было поздно и бессмысленно. Пути назад закрылись, попытки отступить означали неминуемую смерть. Поэтому оставалось только сражаться, наивно ожидая лучшего исхода смертоносного поединка.
Но выстелить я не успела. Боль. Резкая, пронзительная, оглушающая. Она нещадно впилась в мою руку, начав ползти и распространяться по телу колкими жалящими змеями. Туман принялся наступить на мир, мои глаза закрывались, а руки, похоже, тряслись от какой-то невыразимой тяжести. Ком в горле стал отчётливее. Голова закружилась, волнообразно, пульсирующе. Кажется, ветви деревьев становились немного ближе, а крики, наоборот, отстранялись, растворялись в кисейном всепоглощающем тумане. Каждое движение внутренней холодной, ядовитой змеи отдавалось в моей голове невыносимым болезненным звоном.
Происходило что-то странное, непонятное, ужасное. Меня рвали на части? Меня поднимали в воздух? Я умирала?
Чувства ускользали, разум играл в прятки с кисейной пеленой и болью. Дышать становилось все тяжелее, воздуха не хватало, змея ползла по дыхательным путям, кажется, сдавливая лёгкие… Неужели так умирают? Неужели так перемещаются на то перепутье, неведомое, загадочное? Неужели так вырывается из покалеченного тела душа?
Непонятный, смутный, утопающий в мире красок и звуков грохот пронёсся где-то рядом, будто отдаляя туман, будто пытаясь высвободить меня из скручивающих объятий боли. Высвободить ли? Спасти? Помочь? Судя по всему, это были чьи-то руки. Холодные, горячие, живые или мертвые — я не разобрала. Все выглядело слишком смутно и странно, все ускользало, плавая в кроваво-красном мареве внезапной боли и муки. Среди стайки мнимых цветных точек, застилающих глаза. Все как во сне, странном, абстрактном. Но без голубей. Птица исчезла, пламя отступило, крылья унеслись в неведомую даль, соприкоснувшись то ли с землёй, то ли с облаками. Последнее я знала точно — удивительно.