Страница 57 из 95
Где-то выше в долине со свистом и грохотом взмыл вверх гейзер. Но грохот не умолкал; он продолжался, а вслед за ним донеслось неистовое бурление воды. Это колебание земли разрушило гейзер, и теперь горячая вода, больше не сжатая своими границами, прокладывала себе новый путь, таща тяжелые камни - прямо к ближайшей реке. И тогда Лейв, ослепленный и оглушенный болью, решился. Стискивая зубы, чтобы не завопить, он поднял топор обожженными, плохо слушающимися руками, и ударил по руке Сурта. Топор опустился сам, и в лицо Лейву брызнула огненная лава, испокон веков заменявшая кровь детям Муспелля. Уже теряя сознание, викинг понял, что нужно делать, и вскинул свои обгорелые руки на шею чудовищу, прижался всем телом, повисая на нем всей тяжестью.
Раненый Сурт взвыл, видя, как дымится на земле его отрубленная рука, покачнулся - и сорвался в воду. Он еще успел ухватить Лейва второй рукой и в ярости швырнул его через реку, в снег. Но сам не успел подняться. Налетела горячая волна, кипя и брызжа белой пеной, бросая тяжелые камни. Некоторое время она клокотала вокруг пытавшегося выбраться Сурта; его огонь долго еще пылал сквозь толщу воды. Казалось, что огненный великан сейчас вскипятит и высушит всю реку. Но могучий союзник Морны лишь недавно пробудился от сна и был голоден, еще не успел ничего сжечь на своем пути, да и нанесенная Лейвом рана ослабляла его. Если бы вернуться в Муспельхейм, где вся жизнь состоит из разных форм огня, где все вечно горит, светится, сияет разными цветами. но никогда не гаснет, не сгорает дотла! Или хотя бы вперед, на тот берег - и пусть он сгорит, если не умеет жить в огне! Но вода, наконец, оказалась сильнее: она поглотила Сурта, и он постепенно погас, почернел, как обгорелая головешка; потом новая волна, наконец, залила его с головой и повлекла, швыряя на перекатах, размывая постепенно до мельчайших частиц пепла. А река осталась кипеть, точно хотела перелиться через край...
Тем временем собаки в поселке викингов вдруг начали лаять и волноваться, все как одна, гремя цепями на псарне. А потом вскинули головы и завыли в смертной тоске. Никто не понимал, что происходит с животными, никому не удавалось их успокоить. Только Астрид, услышав вой, бросилась к мужчинам, сооружавшим навес для хранения мехов.
- Не просто так воют собаки! Они чувствуют: с Лейвом случилось несчастье! Ему нужна помощь! - воскликнула молодая женщина так громко, что они прервали работу.
Но, хоть и остановились, отнюдь не спешили ей поверить.
- Да с чего ты взяла, Астрид? - проворчал Торфинн Перебежчик, бывший воин ее брата. - Лейв - викинг, он сам о себе позаботится. А собакам и женщинам верить - последнее дело. Я не про тебя, конечно, госпожа...
- Мне сейчас не до того, чтобы точить о тебя язык, Торфинн. Я обращаюсь к настоящим мужчинам, - гневно отвечала Астрид, став посреди стройки, так что подол ее зеленого платья, вышитого серебром, подметал стружки. - Не вы ли по вечерам любите рассказывать, сколько чудес таит Лесная Земля, и как мало еще о ней известно? Так кто поручится, что и самому сильному и храброму викингу здесь не понадобится помощь? Спустите собак, и, если вы не хотите, я сама пойду с ними искать моего Лейва!
Она, не оглядываясь, направилась к псарне. По дороге старый Гунбьерн догнал ее.
- Погоди, госпожа! Ты, пожалуй, права, да и собачки эти не таковы, чтобы попусту подавать голос.
- Ты посиди дома, госпожа, а то Лейв нам не простит, если с тобой что-то случится, - вмешался Эрик.
С большим трудом Астрид удалось оставить дома под присмотром женщин. А мужчины заторопились за собаками, сразу взявшими утренний след Лейва.
Он привел их к берегу кипящей реки, и там они нашли своего ярла. Но в каком виде! Лицо, руки, грудь Лейва жестоко обгорели, местами до костей, от волос и одежды остались клочья. Лишь прислушавшись, уловили его дыхание - слабое и прерывистое, точно всхлипы; похоже, ему трудно было дышать. Найдя его, викинги упали на колени, расталкивая собак, опять было затянувших похоронный вой.
- Он жив еще, жив! Но пусть меня заберут тролли, если я знаю, что надо делать... - даже старый Гунбьерн, в силу богатого опыта неплохо разбиравшийся в ранах и болезнях, растерялся. Остальные с ужасом взирали на изуродованного, обожженного Лейва, не решаясь прикоснуться к нему.
- С кем он сражался? Кто так обжег его? Огнедышащий дракон? - спросил кто-то.
- Нет! Здесь не дракон, здесь было кое-что похуже, - хмуро ответил Снорри Охотник, успевший побывать на другом берегу реки. Он принес завернутую в плащ дымящуюся черную руку и бесформенный кусок расплавившегося железа - все, что осталось от топора Лейва.
Все побледнели еще сильнее, осознав, от какой беды спас их молодой ярл. Люди потихоньку заговорили на ухо друг другу:
- Вход в Муспельхейм! То-то нечисто было, что здесь так тепло, в этой Лесной Земле... Зря Лейв привел нас сюда, как баранов, зря поверил колдуну... Уйти бы отсюда, но куда? Среди зимы? Обратно не вернешься...
- А ну тихо! - рявкнул на них старый Гунбьерн. - Бараны вы и есть, а не викинги, хоть и сухопутные. Лейву нужна помощь, помогите отнести его домой.
Пристыженные окриком старого воина, остальные повиновались. Хоть и страшно было поднимать на руки обожженного Лейва, тем более - нести его, но он, вопреки всем опасениям, был еще жив, когда его принесли домой. Там Астрид, вытолкав из дома своих подруг, поднявших плач, как над покойником, сама вместе с Гунбьерном осторожно смазала жуткие ожоги мазью из лечебных трав, вина и меда, хранящейся в маленьком каменном флаконе. Потом забинтовала их полосами самого тонкого полотна, пропитанными маслом. Когда все закончилось, Лейв был весь закутан в белое, и мало что в нем напоминало все еще живого человека. Да и Гунбьерн, взглянув на него, предупредил Астрид, стискивая зубы: