Страница 9 из 165
Дориан вздрогнул, когда раздался робкий стук в дверь. Он предполагал, что увидит на пороге высокую фигуру Джонатана, что темные глаза его друга блеснут в темноте, и он состроит гримасу презрительно-дружелюбной ухмылки, бесцеремонно врываясь в его комнату. Он предполагал, что случиться именно так, он даже приготовился пожать ему руку и упрекнуть за этот визит без предупреждения, но, уже приблизившись вплотную к двери, он ощутил, что на лестнице мерно дышит существо слишком нежное, чтобы быть мужчиной, и чистота его души, словно аромат дыхания и тела, ощутима в прохладном воздухе. Это предчувствие насторожило его. Он не помнил, чтобы к нему когда-либо наведывались женщины и, помедлив, приложил ладонь к гладкой поверхности двери. Он чувствовал биение сердца этого существа за тонкой стеной, под белыми покровами человеческой оболочки, он чувствовал его жизнь так, словно она нитями проходила сквозь его собственное тело, чувствовал так, словно сжимал в своих руках эти нити и властен был оборвать эту жизнь лишь разжав ладони.
Стук повторился, и Дориан распахнул дверь, но глаза его были закрыты, и он чувствовал, но не видел ту квинтэссенцию чистоты, что предстала перед ним. Касаясь кончиками пальцев потоков воздуха, он ощущал под ними плавные линии юного лица. И в голове его восстали образы едва ли ему знакомые, но каждая клетка его существа ощущала с ними сильнейшую связь.
Дориан открыл глаза, и свет ослепил его на мгновение. Образ его посетителя собрался воедино, обращаясь из солнечного сияния в человека прекрасного, как холодная тень рассвета, как мерцание первых лучей у алеющего горизонта.
Дориан онемел, обратился в стекло и рассыпался. Он пытался заговорить, но язык его не слушался, он хотел отвести взгляд, но даже и глаза его не повиновались. Он хотел вдохнуть, но воздух застыл, не добравшись до легких. Дориан ощутил, как сознание его держится на краю.
Чувства, вспыхнувшие в его душе, едва ли были из тех, что способен описать человеческий язык. Это были не любовь и не восхищение — ничто из того, что легко объяснить единственным словом. Чувство сложное, походящее на тонкую извечную связь, просачивающуюся сквозь века и пласты памяти, чувство, открывающее новые грани среди познаваемого мира — так могло бы оно быть описано, если бы и эти слова в достаточной мере отражали его космическую суть. Чувство — это понятие не зависело от частоты биения сердца, не вызывало неутихающий восторг, оно билось и растекалось по телу, оно несло в себе знание, высвобождаемое по мере того, как художник погружался в обнажающуюся перед ним тьму.
Но чего он не узнавал сейчас в этом образе, сотканном из частиц чистого света? Как долго не видел он этих глаз, прозрачных и многогранных, как голубые алмазы, и что изменилось и их влажном мерцании?
Дориан ощутил в своих пальцах дрожь. Неясный страх оплел его сердце черной сетью, страх не перед этой красотой, но за нее. И он ощутил силу в своих руках, способную вырвать этот цветок с корнями втоптать его в землю, и кровь, что вырвется из тонких лепестков, станет его спасением. Кем бы ни был послан этот лунный призрак, он чувствовал, что он - мерцающий луч света, сопротивляющийся и противопоставленный его пробуждающейся тьме.
Несмотря на вязкий страх, Дориан был заворожен представшей перед ним красотой, он был заворожен идеалом, который он не мог не запечатлеть на своем холсте, чистотой нежно-ледяного образа, полупрозрачного и мягкого, как шелк.
Он попытался заговорить, но буквы не желали складываться в слова, и, выдыхая, он боялся не удержать этот светлый образ так близко от своей наплывающей со всех сторон тьмы.
- Вы помните меня, мистер МакФарленд? - тихий голос разорвал тишину, нарушаемую до этого мгновения лишь шелестом крови, текущей по венам, и влился в душу художнику, и оплел сердце его смертельной сетью. - Я Кларисса. - если бы свет имел звучание, он пел бы этим голосом. Кларисса коснулась волос, золотыми тончайшими нитями рассыпавшихся по плечам.
- Старшая дочь хозяйки. - выдохнул Дориан.
Они стояли друг напротив друга, разделенные порогом двери, Дориан — в мерцающей полутьме своей комнаты, где ветер, врываясь через открытое окно, задувал последние свечи, Кларисса — в облаке тепла и света, расходящегося волнами от яркого светильника над лестницей. Подол ее легкого платья едва колыхался на сквозняке, и светлые волосы чуть трепетали, поддаваясь потокам ветра. Дориан, облаченный в черное, с темными тяжелыми волосами, гладкими волнами спускающимися по его плечам не выдерживал яркого света, и как мог скрывал в тени глаза, в окружающем мраке приобретшие багровый оттенок.
- Мы не виделись целую вечность, - произнесла Кларисса, пытаясь разглядеть лицо художника в полумраке, - и вот я снова в этом доме, и я зашла, чтобы сказать, как я рада вашему присутствию.
- Я закрою окно. - произнес Дориан тихо и впустил девушку в комнату.
Пока он пытался вырвать занавески из потоков ветра и закрыть окно, Кларисса заново зажгла все свечи и прошлась между мольбертами, разглядывая картины, искаженные пляской теней.
- Я никогда не видела ничего более прекрасного. - ее голос стал теплым, как огонь свечи, и ее бледно-золотые волосы окрасились в алый.
Дориан перестал следить за ее плавными движениями и всматривался в темноту за окном, оставляя за спиной ее свет. Он слышал ее легкие шаги, слышал голос, пронзающий тишину, но все это оставалось за гранью его сознания.