Тени Звезд

Промозглым вечером того дня Джина сидела на крыльце пансиона и слушала как устроившийся неподалеку уличный музыкант перебирал струны гитары, извлекая из них прекрасные тонкие звуки, окутывающие ее голову подобно туманному облаку. Она наблюдала за тем, как пальцы его перемещаются по грифу, и он, прикрыв веки, тонет в создаваемой им мелодии. Мир удалялся, уступая место мягкой и звонкой музыке, врывающейся в сознание и пробуждающей воспоминания, к которым, быть может, возвращаться хотелось меньше всего, но которые, с тем вместе, были последней надеждой во тьме, что пришла на замену холодному свету.

Джина вспоминала иные песни, из тех, что создавались в ее далеком и закованном во льды мире, где среди заснеженной пустыни возвышались горы, окружавшие первейшее королевство системы, воздвигнутое из железа и камня, белоснежное зимой и бесконечно благоухающее в летнюю пору, когда снега таяли, обнажая плодородные покровы земли, и леса шумели, поддаваясь волнам прохладного ветра. В осенних туманах, когда опускались на покровы листвы первые хлопья снега, в весеннем прозрачном воздухе, когда капли влаги застывали в сумерках и продолжали свой бег с восходом солнца, в нежной зелени короткого лета и вечном полумраке морозной зимы — везде, стоило лишь закрыть глаза, - Джина ощущала мелодию далекой и светлой древности, и аромат ее, сохранившийся в ее легких, и вкус прохладного воздуха, воскресающий на кончике языка.

Она была живой тогда. До тех пор, пока тьма не разорвала пятно света в ее памяти, до тех пор, пока все, что она любила не растворилось в глубинах, из которых нет возврата, там, где открывается путь в Бездну. И единственная одинокая искра надежды - последняя башня - осталась пылать у северного края разверзшейся пропасти.

Джина открыла глаза. Капли дождя застывали на ее лице и губах, и воспоминания о землях в тени далеких звезд не оставляли ее, врываясь в сердце бесконечным болезненным потоком. Она ощутила, как ее голову со всех сторон словно сдавила тяжелая маска, но, прикоснувшись к своему лицу, она различила лишь тепло гладкой кожи под своими пальцами.

Воспоминания стали ее кошмаром. Едва ощутив звук или аромат, напоминавший ей о прошлом, картины прекрасные и ужасающие попеременно восставали перед ее глазами, погружая ее в мир утраченного света и мир, где ее сердцем стала руководить тьма.

Она с горечью привыкала к жизни на грани времени для нее такого же точно чужого, как и тысячелетия назад, когда только обрела она новый дом на Земле, когда тоска по истинному дому была еще так велика, что даже первый для нее восход солнца на этой планете был всего лишь печальным предзнаменованием вечного ее заточения вдали от любимых ею звезд под звездами чужими. И часто глядела она вверх и различала в отдалении, в полупустом и темном небе холодные огни родных планет.

Поджав под себя ноги, Джина дунула в ладони горячим воздухом и подняла глаза кверху, туда, где едва мерцало теплым светом окно Дориана. Как она и ожидала, художник наблюдал за ней. Она откинула капюшон, чтобы он мог ясно различить черты ее бледного лица.

Поднявшись на ноги, она проскользнула в темноту дверного проема, оставляя позади промозглый октябрьский день и запираясь в комнате на чердаке, в той, чье единственное окно глядело прямо на окна Дориана, и попасть откуда к нему можно было перепрыгнув с одного подоконника на другой.

Она встала у окна, различая в отражении стекла собственный силуэт и силуэт Дориана, вырисовывающийся тенью на фоне едва освещенного проема. Джина отворила окно, впуская в комнату морозный воздух, нитями прошедший сквозь мягкие пряди ее волос, и Дориан сделал то же самое, встречаясь с ней лицом к лицу. Стоило им протянуть друг к другу руки, и они наверняка смогли бы соприкоснуться кончиками пальцев.

Бледное лицо Дориана выражало испуг. Он дрожал от пронзительного холода, ворвавшегося под его одежду, и неотрывно следил за Джиной, за неподвижностью ее лица и холодным сиянием глаз.

- Я не ждал тебя, Джина. - произнес он почти шепотом. Он сжал руку, которую та ему поранила, и ощутил легкую отупляющую боль.

- Зато я ждала тебя. - произнесла она тихо, и ветер вскружил ее легкие волосы. - Мне нужно то, что есть в тебе. - она стояла неподвижно, и глаза ее изучали лицо художника так, словно где-то в глубине его зрачков скрывались ответы на все ее вопросы.

- Я понимаю, чего ты от меня ждешь. - голос Дориана стал тверже, но спустя мгновение дрожь вернулась к нему, обращая мягкий и плавный его тон в трепещущий на губах шепот. - Я знаю, что должен решиться.

- Это выход из клетки, Дориан.

- Разве я не свободен? - он склонил голову так, чтобы не встречаться с ее глазами, но ощущал ее неотрывный взгляд на себе.

- Из всех существующих граней свободы я предлагаю тебе наилучшую.

- Почему мне? Чем я обязан быть избранным?

- Неужели ты не чувствуешь сам? Открой глаза, Дориан. Проснись. Начни видеть.

- Это меня уничтожит, не так ли? - Дориан ощутил, как горло его сдавливает боль.

- Боюсь, мне это неизвестно. Но, что бы не ожидало тебя впереди, ты ведь уже решился.

- Решился. - эхом повторил Дориан, встречаясь взглядом с Джиной. - Внутри меня осколки. - добавил он шепотом.

- Поэтому я здесь. - ответила Джина, различая тонким слухом шаги на его лестнице. Она сделала ему знак рукой. - К тебе гость. - произнесла она, и скрылась из виду, исчезая за темными стеклами к глубине своей комнаты. И перед тем, как окончательно раствориться в тенях, она бросила взгляд, от которого кровь в венах Дориана заледенела, и он ощутил, как никогда до этой минуты, что выбор его сделан.