Тени Звезд

- Кто? - повторил свой вопрос Джонатан.

- Мне не известно ее настоящее имя.

- Ее?

- Она отлична от нас, от всех нас. Ей принадлежат миры, но только не этот - здесь она лишь задержавшийся гость. - голос Дориана упал до болезненного шепота. - Сверхъестественная сила живет в ее душе. Она порой говорит о других планетах, о мирах незнакомых мне и невообразимо далеких так, словно бы видит их перед собою постоянно, будто бы следит за тем, как прорастает в далеких и недоступных землях трава по весне и увядает с наступлением осени. Она руководит мной, она ведет меня.

-  Но куда она тебя ведет? - Джонатан поднялся на ноги. - Дориан, я не могу принять этого, я не могу... Нет... - он замолчал на секунду, - нет, но я... не чувствую страха. Словно это проходит сквозь меня, понимаешь? Я слушаю тебя, но сознание мое не принимает происходящее за реальность.

- Поверь мне. - прошептал Дориан и приблизился к другу. - И обещай, что не предашь меня. - он коснулся его плеча. - Ведь мне придется продолжать. Мне придется. Мне придется... - и он сжал руки в кулаки и почувствовал, как черная сеть оплетает его сердце, и оно бьется в ней, что пойманная птица.

- Где ты был этой ночью, Дориан? - спросил Джонатан, ощущая дыхание художника на своей щеке.

- Я убивал. - прошептал Дориан ему на ухо, и снова тонкие струи небесно-голубого шелка затрепетали перед его глазами.

Джонатан попятился к двери. Дориан не пытался его остановить и лишь наблюдал, как тот дрожащими руками застегивает пуговицы на пальто.

- Я не предам тебя. - произнес Джонатан на прощание. - Ты важен мне, Дориан, и что бы ты ни совершил, я буду на твоей стороне.

- Боюсь, что ты уже на противоположной. - Дориан стоял неподвижно, окруженный дымом от тлеющей в пепельнице сигары. - Но ты — единственная нить, что связывает меня с миром, Джонатан. Останься со мной, я не прошу о большем. Я хочу видеть тебя в этом пятне света, наблюдать за тобой из тени своей вечной ночи.

- Я останусь. - произнес в ответ Джонатан, повернувшись к художнику спиной, перед тем, как исчезнуть за дверью. - До тех пор, пока ты меня не уничтожишь, я обещаю, что буду с тобой.

11.

18-19 октября 1849

Лишь только ночь коснулась воздуха, Дориан оставил тщетные попытки уснуть и выглянул на улицу. Седые сумерки бледным саваном накрыли старинный город и шелестели мелкой дрожью моросящего дождя, серебристо-ледяного и скользкого. Дождь затопил липкой слякотью подворотни, осушенные днем, прожурчавшим накануне, затопил бульвары и каскадами обрушивался вниз с ветхих крыш, просачивался сквозь штукатурку, и струящаяся по стенам плесень получала теперь свою обыкновенную подпитку.

Дориан устроился за мольбертом, и на голову его попадала морось, источавшая затхлый запах чердака. Он дрожал от холода, пробирающего его до мозга костей, холода, врывавшегося в окно с брызгами, затапливающими потрескавшийся, некогда плохо выкрашенный подоконник, на котором с трудом умещалось три горшка с какими-то иссохшими растениями.

Небо страдало. Дориан всегда, глядя на дождь, воображал себе слезы обожженных в своем полете к земле и падении существ иных, далеких миров, несчастных, искалеченных, отрекшихся от дома либо же, как когда-то Джина, навеки утративших его не по своей воле.

Он видел их слезы спустя века после их пребывания в недрах чужой планеты, он видел их лица некогда обгорелые, теперь же свинцово-серые и холодные что надгробные плиты; он видел тела их скользкие и ядовитые, и глаза, сверкающие фосфорными пластинами, и волосы, вьющиеся мокрыми косами. Он видел шрамы, кровоточащие на спинах белоснежных, он видел отраву, плещущуюся в зрачках, и на губах капли пламенеющей крови. Во тьме сидели создания эти, в сырой могильной тьме, где фосфорическое сияние разлагающихся тел заменяет небо и лучи солнца, где кровь и плоть человеческая — единственная пища. Он видел грань отчаяния и злобы, он видел мольбу в этих взглядах и клятву жестокой расправы над вышним миром. Он видел... Яснее нельзя было увидеть и облака в летний полдень, яснее нельзя было увидеть и капли крови на собственных руках.

Нареченные демонами изгнанники далеких звезд вырывались из его души, нареченные демонами пели свои песни, непонятные для простых смертных, устрашающие их, на языках древних и позабытых. Странники и посланники иных миров разжигали огни в своей новой обители и стучались в умы сумасшедших и рождали все самое безумное и самое прекрасное, что могло только иметь место в летописях человека.

Дориан скинул замасленное полотнище с недавно начатой работы и приготовил краски. Он сел и продолжил писать, перенося на холст знакомые ровные линии тусклого пейзажа за окном. Он осознал вдруг, что эта работа вызывает в нем необъяснимый восторг и чувство абсолютного удовлетворения, и оттого кисть еще быстрее забегала по поверхности холста.

Чувство совершенно необыкновенное захлестнуло Дориана, и он ощутил, как тонет в нем, захлебываясь его холодной горечью. Он мог бы назвать его вдохновением, если бы вся сила этого чувства могла уместиться в это безликое слово. Чувство это было сравнимо с необозримым, таинственным и черным космосом, блистающим, холодным, огнедышащим и живым, казалось бы бездыханным, но столь подвижным и изменчивым, что самое время не может угнаться за ним.