Тени Звезд

Наконец, он ощутил движение. Он ничего не видел и не слышал, но знал, что Джина рядом. Это был знак для него, и, в последний раз изобразив на лице восторг, он попросил Марианну сыграть еще. Пока та стучала по клавишам, Джина вышла из своего убежища, скользнула во тьме и задула единственную свечу, освещающую лестницу. Джина вскочила на ступени и скрылась во мраке. Послышался приглушенный шум и скрежет. Марианна, однако, так усердствовала, что едва ли могла различить эти звуки в бесконечном грохоте собственной игры.

Когда она закончила, Дориан учтиво подал ей руку, помогая выйти из-за пианино. Он соврал, что ее музыка чудесна, и краем глаза поглядел на темную лестницу, где замолк шум.  Он легко сжал хрупкую ладонь Марианны, наблюдая на тем, как пудра, осыпаясь с ее тела, оставляет белые пятна на его одежде, и осторожно намекнул на то, что хотел бы проводить ее в спальню прежде, чем удалится. Поражаясь собственной убедительности, он прибавил к своим словам улыбку, которая могла бы показаться искренней.

Марианна быстро поняла учтивый намек и повела Дориана к лестнице, продолжая неустанно говорить. Но художник не слушал ее: различая темный силуэт в тени, он осознал, как сильно бьется его сердце, и испугался, что не сумеет завершить начатое. Мысль о том, что он держит под руку человека, который через пару минут превратится в холодный труп, было невыносимым.

– Наверху слишком темно. - Марианна заволновалась, едва взойдя на первую ступень. - Нам нужно взять свечи.

- Я обо всем позабочусь. – прошептал Дориан и легко толкнул ее вперед, в холодный сырой сумрак.

- Я прошу вас поторопиться!

- Непременно. – Дориан отступил на несколько шагов.

Марианна начала осторожно подниматься, прощупывая ногой каждую ступень, и ее влажные от страха ладони скользили по отполированным перилам. Дориан с подсвечником в руке уже приблизился к лестнице, когда вдруг щелкнуло что-то тяжелое, и послышался хруст и страшный, леденящий кровь в жилах, крик Марианны. Когда он осветил лестницу, то увидел, что обе ноги девушки сжаты железными челюстями капкана. Она сквозь пелену боли различила отрешенное лицо Дориана, выплывшее из мрака, и протянула к нему руки.

- Все скоро пройдет, леди, не волнуйтесь. – произнес художник недрогнувшим голосом. Что значила для него эта смерть? Больше ли смерти того вора в переулке? Меньше ли?

Из мрака выскользнула Джина и приблизилась к Дориану, вложив в его руки изогнутый нож.

- Сделай то, что должен, Дориан. – прошептала она ему на ухо.

- Сделай то, что должен… - эхом отозвался художник.

Он приблизился к Марианне, отрезал кусок окровавленного подола с ее синего платья и засунул ей в глотку, чтобы заглушить крики. Уверенным движением распоров корсет, он провел лезвием ножа по ее обнаженному телу, рисуя тонкую алую линию на гладкой коже. Со страстью, ослепляющей и всеобъемлющей, порывом захватившей его, он вонзил нож по самую рукоять в солнечное сплетение и опустил вниз, рассекая плоть.

Он отложил нож в сторону и погрузил руки внутрь теплого тела, раздвигая ребра. Кровь коснулась его пальцев; его пальцы ощутили трепещущее сердце и обхватили его. Оно билось, билось так часто, с наслаждением, упиваясь болью и близостью смерти, быстрее и быстрее с каждым мгновением, и его трепет выталкивал жизнь из тела жертвы, с каждым новым ударом опустошая артерии.  Дориан прощупывал органы, и потоки крови лились на пол, и под ногами художника растекалась багровая лужа. И он наслаждался этим. Он упивался чужой болью впервые в своей жизни. Голыми руками он крепко обхватил сердце Марианны и вытащил его, еще бьющееся, из груди.

- Кельты, - заговорила Джина, - опасаясь того, что покойники вернутся и убьют живых, расчленяли их тела. Боишься ли ты, что она придет за тобой, Дориан?

- Я бы… Я бы хотел избежать такой неприятности. - задыхаясь в эйфории, произнес Дориан. – Я бы хотел изучить ее до последней кости. Я хотел бы разделать ее на части, разделить каждый позвонок.

Джина взяла в руки нож и подошла к убитой. Марианна беспомощно откинулась на перила. Ее тело обмякло, и крепкий запах свежей крови наполнил собою комнату. Джина взяла труп за руку и кончиками пальцев, горевшими синим пламенем, прошлась по линии вен. Она остановилась у локтя и резким движением рассекла кожу, вынимая из раны небольшой предмет, с виду — железную пластину, источающую свет сквозь кровь, запятнавшую ее.

- Наши жизни разорваны, Дориан, - произнесла Джина, рассматривая пластину на ладони, - единственный путь, способный спасти нас - под твоими ногами. - она указала на лужу крови, - и ты ступил на него и позволил мне тебя провести. Дороги назад нет.

Дориан стоял неподвижно, глядя на свои окровавленные руки, и чувствовал, что его дело не завершено. Окровавленный нож снова сверкнул между пальцами и вонзился в обмякшую плоть.

Он отделил от мышц каждую кость, он выпотрошил тело и стал раскладывать пласты плоти и кожи на полу, он забылся, потеряв счет времени; он работал с останками так, словно это была деревянная мозаика – он выкладывал изображение. Он рисовал.

Джина смотрела, как, окровавленный и обезумевший, он создавал невероятное. И лишь только ночь отхлынула во всем своем мрачном величии и занялось утро, картина была готова, и безумие Дориана отступило.