Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 64 из 110

 

Но когда через четверть часа эта же послушница вернулась посмотреть, все ли довольны угощением, в альмонарии почти никого не было. Лишь в углу всё еще оставалась одна нищенка. На ней были какие-то лохмотья, голову покрывала надвинутая на глаза накидка. Она уже поела, отставила в сторону миску и теперь сидела, низко согнувшись – будто молилась, ни на кого не обращая внимания.

 

Послушница подошла к ней.

 

– Что случилось, сестра моя? – спросила она ласковым голосом, наклоняясь над бедной женщиной. – Может быть, ты больна?

 

Та подняла голову, накидка сползла на плечи, обнажая длинные и густые волосы цвета вороньего крыла. Была она молода и удивительно хороша собой, и даже изношенное тряпье, надетое на нищенку, не портило ее неземной красоты.

 

– Послушай, сестра… как тебя зовут?

 

– Феодосией зовут, – ответила послушница, не отрывая глаз от нищенки. – Так что тебе?

 

– Послушай, Феодосия, дело у меня важное к тебе. Женщину я ищу одну, давно ищу. Знаю, что в монастыре она, да вот не знаю, в каком. Вот и хожу по всей Франции. И до Вьерзона дошла, скитаясь…

 

– Я бы помогла тебе, сестра, если бы ты имя мне той женщины сказала.

 

– Но я не знаю, какое имя она при постриге приняла, я знаю только мирское.

 

– Так назови его.

 

– Ребекка Мошен, ей сейчас сорок лет должно быть.

 

– Хорошо, я узнаю у аббатисы, – ответила Феодосия. – Ты подожди меня здесь, я скоро. Скажи только, кем тебе эта Ребекка приходится?

 

– Она тетка моя, родная сестра отца. Он, когда умирал, просил разыскать ее.

 

– И давно ты ищешь?

 

– Полгода уже, с прошлой осени.

 

– Бедняжка! Посиди тут, я скоро.

 

Феодосия удалилась, а девушка в лохмотьях осталась сидеть, согнувшись, на низкой скамье у стены альмонария. В помещении было светло и, несмотря на скромность и неказистость обстановки, все же уютно. Чисто выбеленные стены с лимоновым оттенком отражали веселый солнечный свет, струившийся в окно. Откуда-то извне долетали иногда женские голоса – спокойные и ровные. Нищенке подумалось, что в монастырях, должно быть, всегда так: женщинам, давшим обет, нечего делить между собой и не о чем спорить, повышая голос, а стены святой обители являются надежным оплотом от посягательств мирской суеты. Откуда ей было знать, что именно в этом помещении две недели назад допрашивали и били Тибо. Нищенка бы еще о многом подумала, оставаясь в одиночестве, но тут ее кто-то окликнул.

 

– Это ты ищешь свою тетку?

 

Девушка вздрогнула и подняла голову. Рядом с ней стояла стройная моложавая монахиня в черной рясе и белом капоре на голове. Ее лицо казалось слегка осунувшимся, уголки губ были опущены вниз. Смотрела монахиня на девушку приветливо, и, вместе с тем, в ее темных, с искрами глазах мелькало любопытство.





 

– Да, я, – ответила Эстель, вставая с лавки.

 

Монахиня оглядела девушку с ног до головы придирчивым взглядом. Та, потупив глаза, замерла, как испуганная лань.

 

– Иди за мной, – тихим грудным голосом сказала монахиня и повернулась к выходу из альмонария.

 

– Куда?

 

–  Не бойся, сейчас всё узнаешь.

 

Эстель повиновалась без колебаний. Она знала, что поручение своего покровителя нужно выполнить до конца, с какими бы неловкостями ни пришлось ей при этом столкнуться.

 

Монахиня провела ее через второе ограждение, куда посторонним вход был закрыт. Когда женщины прошли в арку, глазам Эстель открылась небольшая, но аккуратная базилика монастырского собора, кремовые колонны которой сверкали на солнце, будто покрытые лаком. Через минуту монахиня привела свою спутницу в клуатр – прямоугольный внутренний дворик, примыкавший к храму. Посреди клуатра находился маленький круглый бассейн с прозрачной, почти голубой водой. Вокруг него располагались выкрашенные в весенний зеленый цвет скамейки.

 

– Здесь нам никто не помешает, – сказала монахиня. – Сестры сейчас разошлись по своим обязанностям: кто в мастерскую – шить, кто на огород – готовить грядки к посадке.

 

– У вас все строго?

 

– Нет, никто никого не заставляет, – ответила монахиня. – Просто это наша жизнь, мы сами ее выбрали, она нам нравится, и никто не собирается ее менять.

 

– Я понимаю, – сказала Эстель, постепенно смелея. – Но вне монастыря тоже ведь каждый выбирает свою жизнь, не так ли? Просто в ней гораздо больше соблазнов…

 

– Любой человек рано или поздно встает перед выбором, – после паузы сказала монахиня, пристально глядя в лицо Эстель. – Вот только не всегда этот выбор совпадает с промыслом божьим, а это, в свою очередь, порождает страдания, множа заблуждения и грехи.

 

– А как же тогда угадать при выборе?

 

– Нужно слушать свое сердце – это самый верный указатель.

 

– Если бы все было так просто! – воскликнула Эстель.

 

Монахиня снова пристально вгляделась в лицо девушки.

 

– Как тебя зовут, дитя мое?

 

– Эстель.