Перекресток Теней

Венсан де Брие замолчал. В его горле скрипел песок пустыни.

– Сын мой, – осторожно позвал капеллан, – я готов нарушить правила и смягчить для тебя условия исповедания, поскольку хорошо понимаю, как тебе тяжело…

– Вы очень добры ко мне, святой отец! Я осмеливаюсь попросить только глоток воды.

– Я подам, – сказал священник и покинул исповедальню.

Вернувшись через минуту, он протянул де Брие кружку.

– Пусть эта святая влага поможет тебе облегчить душу, – сказал Огюст Годар, снова устраиваясь на скамеечке. – Слушаю с нетерпением…

Де Брие с жадностью напился, перевел дыхание и продолжил.

– Так вот, я несколько раз приходил в Жизор. Меня пускали к Великому магистру, который по-прежнему питал ко мне самые искренние чувства и радовался тому, что мне не предъявлены никакие обвинения. Он был наивен, как ребенок. Он не понимал до конца, что происходит. Он верил мне и надеялся, что рано или поздно выйдет на свободу. Но я уже хорошо знал, что этому никогда не суждено будет сбыться. И я подолгу разговаривал с ним, выводя разговор на нужную тему, но всякий раз что-то мешало довести его до конца. А Филипп ждал результатов, ему не терпелось добиться главного. Он торопил меня, одновременно затягивая следственный процесс, который вели епископы, назначенные папой. Правда, и сам папа не очень торопился с выдвижением окончательных обвинений. Он тоже являлся одной из ключевых фигур в этой игре, и у него тоже был свой интерес, причем, как я однажды понял, полностью совпадавший с интересом короля. Таким образом, святой отец, по воле Всевышнего я оказался в центре грандиозной интриги, которая очень скоро стала разрывать мою душу на части, всячески мешая мне оставаться самим собой. И настал день, когда эти нестерпимые муки, эти жгучие страдания подвигли меня к принятию самого ответственного в жизни решения, которое показалось мне единственно верным и которое в одночасье подняло меня над всеми остальными. Те, кто раньше опирались на меня и давили на плечи, оказались внизу – подо мной, и мои крылья получили свободу. Это решение позволило сохранить в целости душу и направить ее на исполнение божественного предназначения. Теперь интересы короля и папы я превратил в свои собственные. Теперь все, что я должен был получить от Жака де Моле, я собирался применить в свою пользу. Признаюсь честно, я долго колебался: по силам ли мне будет вынести подобное испытание. И все же я решился на этот шаг. Я долго молился, и небо послало мне вдохновение. Таким образом, поступив так, я предал и Великого магистра, который доверял мне всецело, и короля Филиппа, которому был обязан своей свободой. Но самое главное – я предал святую веру, которой честно служил два десятка лет. И сегодня я нашел вас, святой отец, чтобы рассказать об этом, поскольку во всей Франции, наверное, уже не осталось никого, кому можно доверить эту тайну.

Венсан де Брие замолчал. Наступила долгая пауза. Капеллан часовни "Спасения Богородицы" Огюст Годар искал слова для поддержки исповедовавшегося только что рыцаря.

– Все, что ты рассказал, сын мой, – произнес он тихо и перекрестился, – непременно дойдет до Господа нашего Иисуса Христа, ибо сказано с примерной искренностью и прямотой. Достоин любви и прощения тот, кто находит в себе силы смирить гордыню и прийти к исповеди с открытым сердцем. Жаку де Моле выпал его жребий, папе Клименту – его. Придет время, исполнится жребий и для Филиппа Валуа, прозванного Красивым. Придет время и для тебя, сын мой. В своей исповеди ты коснулся тех, от кого во многом зависела и еще зависит судьба Франции, а может быть, и всего мира. Но случайно или намеренно ты умолчал о самом главном – о том, вокруг чего, собственно говоря, и вертится вся эта интрига. Никто не в силах заставить тебя сказать это, никто кроме самого Господа не способен ответить на это умолчание. Если тебе есть, что добавить – я услышу, если нет – я пойму…

– Простите меня, святой отец… я не могу…

– Бог простит, – ответил священник. – Великая бездна сам человек, волосы его легче счесть, чем его чувства и движения сердца. Так говорил Блаженный Августин. Ступай же с миром, и пусть Господь умножает твои силы, если они направлены на благое дело. И помни: всякий, кто имеет свою меру, то есть мудрость – блажен.

С этими словами Огюст Годар просунул в окошко перегородки руку. Венсан де Брие подхватил ее и припал к запястью горячими губами. Священник почувствовал, как у бывшего рыцаря дрожат пальцы.

***

В альмонарии было тихо. Несколько нищих смиренно сидели на низких скамьях, расставленных вдоль гладких стен, и ожидали ежедневной милостыни. Еще два года назад Вьерзонский женский монастырь принадлежал могучему и славному Ордену тамплиеров, но после папской буллы, зачитанной во время Вьенского собора и упразднявшей опальный Орден, монастырь перешел во владение госпитальеров. Принадлежность его поменялась, но раздача подаяния нуждающимся, кормление и одевание убогих, лечение страждущих – оставалось неизменной традицией. Вот и теперь полдюжины оборванцев из числа местных жителей пришли к сердобольным монахиням, чтобы позавтракать, чем Бог послал.

После утренней молитвы в альмонарий вошли трое послушниц. Они принесли горшок с кашей, оловянные миски и ложки, хлеб. Насыпав каждому из ожидающих по увесистой порции, сестры удалились. Одна из них задержалась у двери и сказала:

– Как поедите, ступайте с Богом, и да будет мир с вами и благословение Господа нашего!