Страница 5 из 45
Ида гордо помахала раскрытой зачеткой. Закинула на плечо веселый худой рюкзачок, расцеловалась на прощание с подругами, сидящими в коридоре и ждущими, когда их наконец-то вызовут тянуть билеты. Быстро перебирая ногами ступеньки, спустилась на первый этаж и, отворив необычайно тугую, тяжелую дверь, вырвалась в сияющий всеми красками июня, солнечный, жаркий, но при том все еще по-майски свежий день.
Москва светилась. Солнце омывало стены старинных домов, пылало белым огнем в стеклах и фарах машин, играло миллионами искр в юной трепетной листве. Голубое небо было необыкновенно темным и густым, словно глубокий океан – оно причудливо, как в воде отражалось в окнах, заливая их нежной морской лазурью. Снопами белоснежного пуха висели низкие облака.
Ида сняла надетую поверх майки куртку и завязала ее на поясе. Сунула в уши маленькие жужжащие затычки наушников и, как всегда, неспешно и плавно двинулась вверх по Калашному.
Ида мало походила на жительницу столицы, да и вообще на девушку с планеты Земля.
Она была очень худа. Стройная и гибкая, как ящерица с тонкими длинными пальцами и острыми плечами. У нее было аккуратное лицо, которое, впрочем, выглядело по настоящему красивым только в профиль. Высокий лоб и восходящие брови не добавляли ей строгости благодаря глазам. Большие всегда полуприкрытые, цветом напоминающие вечернее море – казалось, что к жизни и к людям обладательница этих глаз относится с мудрым безразличием. Но это было не совсем так. У нее был бледный немного вздернутый нос. Рот украшали резко очерченные губы с глубокой, спускающейся от носа канавкой. На скулах играли робкие веснушки.
Волосы у Иды тоже были необычные: длинные, светло-русые, похожие на жухлую, выжженную летним зноем траву. Благодаря волосам она чем-то напоминала юную ни то колдунью, ни то лесную владычицу. Ида почти никогда не собирала свои волосы в хвост или в пучок, и не думала их красить.
Из одежды Ида носила что попало, совершенно не следуя законам стиля и не вспоминая о его существовании. Единственными требованиями к одежде были простор и легкость. Джинсы и туфли слишком стесняли движения. Ида одевала пестрые шаровары из тонкой ткани, либо какие-то забытые модой спортивные костюмы с кроссовками или сандалиями. Благо, институт, где она училась, не знал ханжеских порядков.
Стоит отметить, что легкость в одежде Ида возмещала, цепляя на себя дикое разнообразие бус, кулонов, браслетов и колец, сделанных из ракушек, камешков и дерева. Она не питала тяги к драгоценным металлам и камням. Даже ее сережки были костяные и прищемляли уши подобно прищепкам, не раня их.
Она носила православный серебряный крестик, хотя считала себя буддисткой, а еще маленький амулет в виде глазка и кольцо на шнурке, а-ля толкиновский Фродо.
Образ довершали деликатно сидящие на переносице стрекозиные очки, из-за которых большие глаза Иды и вовсе казались огромными.
Когда Ида дошла до Арбатской, в кармане ожил мобильник. Звонил Андрей. Оказалось, что он еще только выезжает из гаража.
- Тогда на Баррикадной! – уголком рта улыбнулась Ида.
Она некоторое время колебалась, выбирая путь для небольшого путешествия: это могли быть тихие, звенящие от птичьих и детских голосов изумрудно-тенистые бульвары, либо гудящий и особенно ослепительный благодаря своему простору и размаху Новый Арбат. Старый Арбат выглядел слишком игрушечным и совершенно не подходил для прогулки в такой день.
Рационализм подсказывал, что следует идти в сторону Пушкинской, чтобы Андрею не пришлось ждать. Не желая быть рациональной, Ида двинулась вниз по Арбату.
Она любила Новый Арбат ранним летом. Особенно на закате или с приближением грозы. Пустое пространство между зданиями, похожими на раскрытые книги, было огромно, и кроме готической башни МИДа ничто не выглядывало из-за них. Создавалось впечатление что никакой Москвы за домами и вовсе нет, а есть только прекрасное небо и неведомая земля. Впереди текла река, но Иде казалось, что это бескрайний океан, из глади которого причудливыми скалами вздымаются громады далеких высоток.
Ида шла, тихо напевая что-то из «Отверженных» и мягко касаясь подошвами кроссовок сверкающей на солнце плитки.
По мере того, как она приближалась к Москве-реке, людей вокруг становилось меньше. Это было на удивление безлюдное для центра Москвы место – мало кому приходило в голову ходить там, где не останавливается пассажирский автобус и нет удобно расположенных станций метро.
Ида вдруг заметила, что идет совсем одна, в компании бесконечно летящих куда-то, сверкающих машин, среди величественных глыб под девственно синим куполом неба. Лишь возле моста одинокими муравьями сновали дорожные строители. Иде казалось, она попала в какой-то футуристический мир, вроде тех, что любили рисовать художники-мечтатели на заре советской эпохи. Явь вдали, окутанная сухой дымкой, напоминала пустынный мираж. Из-за палящего света еще одна сталинская высотка и возвышающиеся за нею стеклянные башни сливались в один плоский, будто нанесенный на огромное стекло рисунок.
Ида вспомнила, как ровно год назад вышла погулять на Киевской и ни с того ни с сего решила вдруг добраться до небоскребов самыми дикими, нехожеными тропами. Как шла по пустынной набережной мимо тоскливо-величественной громады-ТЭЦ с высокими хмурыми окнами и серебристыми змеями каких-то странных, ползущих по земле труб. Как забралась по ступенькам на автомобильный мост и продолжала путь по эстакаде, прижимаясь к краю, чтобы не попасть под мчащиеся колеса. Тогда был примерно такой же теплый и ясный день, только дело близилось к вечеру. Москва выглядела прекрасным, но безжизненным нагромождением бетона, асфальта и стекла с яркими участками зелени и красочными полотнами рекламных щитов. Это было царство неудержимых автомобилей. Из людей Ида лишь пару раз видела работников стоявших в отдалении автомоек, похожих на безгласных одиноких зомби. Потом, спустившись наконец вниз и не найдя лучшей дороги, Ида поднялась уже на железнодорожный мост и двинулась вдоль сверкающих рельсов, которые привели ее в какое-то мрачное подобие ущелья – царство пустых, словно застывших вне времени пассажирских вагонов, яростно размалеванных заборов и ржавых ворот. Там ей тоже не встретилось ни души, кроме кучки бездомных, совсем не злых собак. Потом она пролезла на закрытую стройплощадку, бесшумно проскользнула мимо усталых рабочих из Средней Азии с черными от пыли и щетины лицами. С трудом вскарабкалась на четвереньках по крутому песчаному откосу и в перепачканных штанах, с ботинками, полными песка, неожиданно для себя очутилась на Кутузовском проспекте. Тогда Иде впервые открылся город без людей, и это было здорово, правда немного жутковато.