Страница 9 из 45
Фред заметил, что сидящий впереди него Георгий снова заглядывается на Эрику. Он оценил возможные последствия, взвесил все «за» и «против», потом окунул в рот указательный и средний пальцы и нежно приложил их к щеке своего заклятого приятеля.
- Долгожданный поцелуй! – прошептал он со змеиной усмешкой.
Георгий резко повернулся, громыхнув стулом. Его тускло-голубые глаза пылали яростью обезумевшего в пылу схватки берсерка.
- Придурок! – зашипел он сквозь зубы.
- Просто хотел подсластить твои мечтания…
Георгий быстрым кошачьим движением врезал Фреду по уху.
Фред сморщился от боли, но через миг забыл о ней, словно увидел на плече у друга страшного паука.
- Упс… Цахес!
Георгий тотчас развернулся, оба замолкли и выпрямились.
Людвиг Моргенштерн приближался к ним, грозно поблескивая стеклами пенсне.
- Что происходит? – спросил он ледяным тоном.
- Мы… как раз обсуждали то, что вы рассказывали, – промолвил Георгий.
- И что же я рассказывал?
Георгий не нашелся, что ответить и злобно сверкнул глазом на Фреда: тот, будучи зачинщиком, имел шанс выйти из воды сухим.
- Повторяю вопрос: что я рассказывал?
Господин Моргенштерн был не на шутку разозлен, и весь класс теперь устремил взгляды на незадачливых хулиганов, предвкушая славную потеху.
- Ну вы…
Откуда-то с передних рядов долетел спасительный шепот.
- Тихо! – рявкнул Моргенштерн.
Он наклонился и с ненавистью заговорил, перемещая взгляд с Георгия на Фреда и обратно:
- Все, кому неинтересен материал, могут собирать вещи и убираться из школы! Это понятно?
Фред и Георгий старательно закивали.
Господин Моргенштерн, раздраженно стуча каблуками, вернулся к кафедре.
- Как я уже говорил, огненные демоны не могут жить вне эфира и потому, как бы изолированы от мира людей…
- И как с него штаны не падают? – с отвращением фыркнул Фред, но Георгий его больше не слушал.
Прошло около месяца с тех пор, как Моргенштерн неожиданно для всех выпрыгнул из амплуа безгласного и безобидного помощника фрау Глобке по хозяйству. Первым делом он жестко, с металлической ясностью объявил, каким образом будут караться нарушения дисциплины, прогулы, неуспеваемость и невыполнение домашних заданий. На первом же уроке Людвиг не преминул продемонстрировать серьезность своих предупреждений: неисправимый клоун и главный бездельник получили шестерки и конспекты на дом, а также наказали весь класс письменной работой.
Людвиг был доволен собой. Управлять классом было все равно что управлять обществом в миниатюре. Здесь были свои предводители, своя интеллигенция, свои приспособленцы и свои парии. Людвиг хорошо знал, что скрывается под невинными масками детских лиц, и не давал преимущества никому.
Однажды после урока к нему в коридоре подошел профессор Голлербах.
- Вы уверены, что действуете правильно? – спросил он мягким, чуть обеспокоенным тоном.
- Простите?
- Я ценю вашу строгость и приверженность дисциплине, но… вы рискуете нажить врагов среди студентов. Это нехорошо.
- Я уважаю своих учеников, но жду от них взаимности, – улыбнулся Людвиг, в глубине души зная, что лжет.
Он не был способен уважать детей. Он также чувствовал, что ни один подросток ни за что на свете не станет уважать его. Бояться – возможно, но уважать – никогда. Он просто знал это.
Людвигу шел двадцать шестой год, но из-за проклятого роста тринадцатилетние щенки смотрели на него почти как на равного себе. У него чересчур выступали скуловые кости, слишком сильно белела переносица, голос в минуты раздражения срывался на фальцет… И это, не говоря уже о том, что он был самым молодым учителем в школе, совсем недавно выполнявшим обязанности дворника, благодаря этому дураку Кауцу!
Людвиг понимал, что своей строгостью, пусть и не выходящей за рамки дозволенного, он насаждает какую-то сомнительную тиранию, которая рано или поздно сыграет с ним злую шутку. Его сторонились, как злобного пса. О нем перешептывались. Над ним смеялись, в том числе и за его пенсне, которое, как подозревали студенты, он надевал специально для важности. Людвиг не был для них взрослым и, что самое страшное, не был взрослым ни для кого.
И все же он был доволен. Доволен той необычайно сладкой каплей власти, которая впервые в жизни упала ему на язык.
И действительно профессор Голлербах оказался прав: очень скоро на фоне безликой массы учеников стали вырисовываться первые настоящие враги. Это были двое русских – братья Гарцевы: Роман и Георгий. Роман учился на третьем курсе, Георгий на втором. Оба имели неприятно высокий рост, держались высокомерно и, кажется, плохо ладили друг с другом. Георгий был более скрытным. Роман несколько раз попадал в кабинет директора из-за драк, а один раз даже оказался там, вернувшись из Шварцкольма в пьяном виде. Тогда всерьез обсуждали возможность его исключения. При этом, словно в насмешку, оба имели хорошую успеваемость.