Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 78 из 81

Я не верю своим глазам.

Да что же это такое?!

Я бросаюсь вперёд, вырываюсь из пальцев Криса, мчусь к выходу, выставив вперёд локти, врезаюсь в Боцмана и какой-то непонятный силуэт. Они разлетаются в разные стороны. Меня душит дикий ужас. В доли секунды открываю дверь, стремглав бросаюсь к лестнице, кубарем слетаю с неё, не чувствуя абсолютно никакой боли. Я верещу, в спину бьёт замогильный хохот, несутся какие-то испуганные крики, где-то раздаются возгласы удивления.

Вроде  бы во дворе я увидел Боцмана. Как он здесь оказался? Мне плевать! Надо спасаться. Я нёсся, не разбирая дороги, мимо машин, мимо деревьев, мимо каких-то людей. Их лица перекошены. Кто-то бросается мне наперерез. Мы сталкиваемся. Я падаю. Кто-то сверху наваливается на меня… Помогите!.. Кто-нибудь!.. Хоть… кто-нибудь…

В себя  я приходил медленно. Не знаю, сколько прошло времени – часы, дни, недели. Возле меня мельтешили какие-то белые силуэты, что-то спрашивали, щупали, прикладывали, светили, в меня что-то вливали. Всё было в каком-то тумане. Я вроде бы и видел, что происходило вокруг, но и в тоже время не видел. Это сродни сну, который ты помнишь при пробуждении, но забываешь в течение дня. Остаются лишь фрагменты. Но и те с течением времени испаряются, как влага под жаркими обжигающими солнечными лучами, оставляя после себя мучительные попытки вспомнить что-нибудь. Но всё безуспешно. Ты покоряешься обстоятельствам, ведь жизнь на этом не останавливается, она продолжает идти вперёд.

Я открыл глаза и окинул незнакомую комнату долгим пристальным взглядом. Она была просторна, окрашена в синий цвет. В ногах стояла тумбочка, у просторного широкого окна стол и стул. Снаружи светило солнце, волновалась жёлтая листва и скреблась о стекло.

Моя левая рука ощущала лёгкий дискомфорт – внутри неё было что-то инородное. Смотрю на свою конечность. На вене тонкая полоска пластыря, из-под которого торчала игла, и из нее тянулась длинная прозрачная эластичная трубка. Это была капельница.

Где это я? Последнее, что я помню, это как бежал куда глаза глядят от пришедших по мою душу призраков, прикинувшихся Крисом и Боцманом. Я замер. Психушка?! Вот это влип.

Из-за двери донеслись приближающиеся шаги.

Я накрылся одеялом и прикинулся спящим.

Скрипнула дверная ручка, скрежетнули петли, в помещение кто-то вошёл. От этого кого-то пахло дорогим парфюмом.

Неизвестный прошёл к окну и открыл форточку.

– Не прикидывайтесь, молодой человек, – сказал неизвестный мягким баритоном. – Я знаю, что вы не спите.

Открываю глаза и приподнимаюсь на локтях. Смотрю за спину. Возле окна стоял широкоплечий мужчина в белом халате. На вид ему было где-то лет пятьдесят.

– Скажите, доктор, я в Новинках?





Мужчина повернулся ко мне.

– С чего это вы решили?

У него были добрые карие глаза, на лбу три горизонтальные морщины, щеки покрыты ухоженной бородой.

– Просто предположил.

– Наверное, я вас разочарую, – сказал врач, – но вы в наркологическом диспансере.

–44–

Дни снова потянулись чередой сменяющих друг друга скучных сюжетов. Белые халаты наводнили мою жизнь, уколы, слабительное, ночное потение, когда подушка и простыня становились мокрыми: всё это в ритме дикого карнавала плясало вокруг меня от понедельника до понедельника.

И здесь я устал, сдался, трезвость стала постепенно, шаг за шагом, приходить ко мне. Мне удалось, наконец, примириться с категорией нормальности. Я подчёркивал её в линии стрелок отутюженных брюк врача, в длинных брусах нижнего плинтуса, вдоль которого я бродил по коридорам. Я вообще полюбил прямые линии, ведь они проще, надёжнее.

Все мои страхи и ночные кошмары ушли вместе с людьми, которые раздавили меня за последний год, сделали из меня то ли гения, то ли чучело, посмешище, над которым смеялось бы даже вороньё с пшеничного поля.

Будто двадцать пятый кадр, в мои дни, проведенные в диспансере, стали встраиваться персонажи, для которых я жил этот год.

Забегала Аня, она сказала, что уезжает из Беларуси в Украину, хочет стать активисткой феминистского движения, и она никогда не забудет «рок-звезду», которой она носила дозу.

Она же принесла прощальное письмо от Сэнсея:

«Дорогой друг, я в курсе произошедшей с Вами неприятности. Я надеюсь, что источник ваших болячек останется в секрете во имя, по крайней мере, наших с вами отношений.

Вы интересный человек и я уверен, что сможете перелистнуть эту страницу и стать сильнее. У Вас будет новый путь, и если вдруг, на этом пути вам станет тяжело, я не буду морализаторствовать, а просто дам Вам тот товар, который назовёте. Только помните, что это – Ваш выбор. Мы делаем его каждый день, каждый день для нас – дилемма и великое предприятие по доживанию очередных двадцати четырех часов жизни. Я пытался сделать эти часы яркими для Вас – не получилось. Не обижайтесь, это всего лишь значит, что мой путь Вам не подходит.