Страница 65 из 81
– Я думал, что вы спите, в душ хотел сходить.
– Ну, вот теперь видишь – я не сплю, можешь не шептать, – как-то гневно заявил Дед Гриша и перевернулся на другой бок.
Я выхожу в коридор, слышу тихую работу телевизора на сестринском посту. Сосредотачиваю силу чувств в ушах, чтобы понять есть ли кто в ванной комнате – вроде тишина. Не привлекая лишнего внимания, лёгкой рысцой я убегаю в поворот коридора, где и располагается туалет и больничная «баня», состоящая из ванны, умывальника и крана, который можно повернуть либо туда, либо туда.
Защёлка на месте, слава богу, её любят здесь вырвать из мягкого дерева двери еще не сильно ослабевшие дедушки. Накрепко закрываю вход. В пакете лежат апельсины, два яблока и сладкая шоколадная конфета – господи, Аня, я что, ребёнок, что ли? Но я не ребенок, и я понимаю это по маленькому жёлтому бумажному конверту, в нём лежит пакетик со щепоткой белого порошка. Надеюсь, Сэнсэй не разводил какой-нибудь бодягой. Аня, например, рассказывала, как загоняла минским мажорикам под видом кокса порошок из спиленных ногтей. Ну да ладно, доверюсь своим наркознакомым.
С кончика пальца вдыхаю совсем маленькую дозу в левую ноздрю, всегда начинаю с неё, решил, что даже у начинающего наркомана должны быть свои принципы. Холодок закрадывается внутрь головы, где-то в середину черепа. Очаг образовывает над моей глоткой ледяной шар и испускает молнии расслабления во все части тела. Ещё немного на ноготок – и в правую ноздрю. Сажусь на пол, упираясь в чугунную ванну спиной. Жду. В какой-то момент начинаю нервно кивать головой, утыкаюсь глазами в пол. Руками опираюсь на умывальник, пытаясь встать – не получается. Падаю на пол и чувствую под собою лужу – что за херня?! Ложусь животом на холодный кафель и чувствую, что весь пол покрыт водой, достаточно тонкий слой, его можно вытереть моей рубашкой, стараюсь убрать всё, страшась, что меня обнаружат по мокрым следам. Стараюсь выпить её, целуя пахнущий хлоркой пол. Внезапно, на белых стенах, начался водопад, меня подняло на волне. Мысли сбились в кучу. Меня услышат, наверняка. Запрыгнул в душевую. Оказавшись в уютной колыбельной, я почувствовал мягкость по всему телу, будто глаза провалились в колодцы черепа и из глубины видят белый потолок. Я почувствовал, как острая фаза прихода отпускает меня и заснул.
В душевую постучали, я очнулся. Звук показался слишком сильным для вежливого жеста, и я понял, что, вероятно, кому-то помешал закончить вечерний моцион. Моя рубашка была мокрая, видимо в ванне было немного воды, когда я в ней схоронился. Гневное дыхание под дверью нарастало. Я резко выпрыгнул и подбежал к двери, голова закружилась. Я дернул ручку и с улыбкой сумасшедшего выдавил из себя:
– Извините, – икнул, сделал шеей движение выныривающего пловца и, как эквилибрист, не сходя с придуманной нити, побежал в свою палату.
– Придурок, пакет свой забыл, – прозвучало мне в спину.
Я остановился, развернулся. Пузатый мужчина, обладатель пышных усов чесал зубной щеткой у себя за ухом. «Всё-таки, наверное, минуток пять прождал – не больше», промелькнуло у меня в голове. Я, замедляя шаг против своей воли, вернулся к злополучной душевой, спрятал пакет за пазуху и прогулочной походкой пошагал в сторону палаты. Мужик, кидая проклятья в адрес меня и всего моего поколения, которое, по его словам – «непонятной ориентации», запер дверь, а я немного успокоился, увидев, что сестры продолжают смотреть телевизор, не обращая внимания на шум в конце коридора.
Когда я зашёл в палату, дед Гриша уже по-обычному храпел, а за окном зажёгся ночной фонарь. Я сбросил мокрую одежду. Развесил её по батарее и спрятался под одеялом. Как странно, со стороны чёрного хода на больницу светил один единственный фонарь, других не было. Я попытался всмотреться в отражающий рефлектор. «Ты прямо как я: они – на парадной стороне, а ты – на чёрной, и светишь больному человеку в душу, одинокий и нафиг никому не нужный. Я зарылся в подушку и заплакал».
Утром я поднялся раньше всех на этаже, умывался холодной водой пытаясь заглушить разъедающее чувство отходняка после кокса, скушал ароматную ячневую кашу едва ли не до чистой тарелки.
Я ждал выписки. В дверь без стука вошла Марина Павловна:
– Олег, – по-матерински подмигивая мне, сказала она, – давай на выписку.
Все мои вещи уместились в белый пакет, тот самый, который я вчера забыл в душевой комнате.
Виктор Валентинович строчил свою непонятную очередь почерка в моей медкарте.
– Ты же у нас гитарист? – не отрываясь от писанины, спросил он.
– Да, немного.
– Недельку советую дать пальцам окончательно окрепнуть. Самое главное – не перенапрягай их, иначе станут сильно болеть. И боли эти могут стать хроническими, играть не сможешь.
– Я учту, – как-то задумавшись о своём сказал я.
Получив выписку, я медленно прогулялся по больничному коридору. Поделки из соломки под стеклом вызвали во мне странные чувства.