Страница 94 из 228
Она затянулась сигаретой, так, что затрещала тонкая бумажная оболочка, обертывающая табак.
— Хорошо. Раз у тебя тут изба-курильня, позволишь мне присоединится? И, может, все-таки поведаешь, что за волшебство превратило живую девочку в соляной столб?
— Я тебе не девочка, Динго.
— Вот значит, как! Хорошо. Я тебя внимательно слушаю. Какие-то проблемы возникли, я так понял?
— Никаких. Совершенно никаких. – отрезала она, глотая стоящие в горле слезы. - Мне вдруг подумалось, что ты был, вообще-то, прав. Мне не стоит с тобой иметь дело. Вообще не стоит иметь ничего общего.
— Какая здравая мысль! – ехидно и горько бросил Динго. - Одна из первых здравых мыслей, что я от тебя слышу. И что же навело тебя на столь мудрые умозаключения?
— Да ничего особенного. Просто так.
— Просто так что?
— Прекрати на меня давить! Я не желаю с тобой разговаривать!
— А я, напротив, горю желанием с тобой поговорить! – рявкнул Ван Вестинг, и Гвен подскочила на месте. - Мне же нравится мучить маленьких девочек. Беседовать с ними. Утирать им сопли. Успокаивать их, когда им снится ночной кошмар. Я бы рассказал, что такие, как я, обычно делают с такими, как ты, но не хочу еще одну ночь провести под твои вопли. У тебя же такая нежная психика! Как и нежное все остальное…
— Не смей!
— А не то что? – издевательски ухмыльнулся он. - Ты закричишь? Затопаешь ногами? Заплачешь?
— Я никогда больше не буду перед тобой плакать. – процедила Гвен сквозь зубы. - Никогда. Ты того не стоишь.
— Откуда ты знаешь, чего я стою, а чего — нет? Кто ты такая, чтобы меня оценивать? Кто ты, мать твою, такая, чтобы меня судить?!
Динго вскочил и одним рывком развернул Гвен вместе с ее креслом к себе. Она опустила лицо, но он взял ее крепко за подбородок и заставил поднять голову. Такой боли и злости в его глазах она еще никогда не видела. Гвен стало страшно, колени задрожали, волосы на затылке стали дыбом.
— Скажи — мне — правду! Иначе, клянусь кровавой преисподней, я вытрясу ее из тебя! – прорычал он. - Что произошло, пока меня не было? Отвечай!
— Пусти. Мне больно.
— Ты ещё не знаешь, малютка, что такое «больно». Но обещаю, если ты сейчас же не расскажешь мне, что у тебя тут стряслось, ты узнаешь!
Лицо у Гвен вдруг исказилось, словно по нему пробежала рябь от летящей мимо тучи.
— А ты сказал мне правду? Правду про себя! Ты — такой поборник истины, почему же ты требуешь ее сейчас, а сам скрываешь от меня все? Что ты такое за зверь? По каким правилам ты играешь?
— Я вообще не играю. Я — живу.
— Да, живёшь ты замечательно, что и говорить! Днем охраняешь от маленьких девочек мерзкого ублюдка-садиста, а по вечерам маешься от жалости к себе над бутылкой или бегаешь на поклон к щедрой хозяйке, чтобы удовлетворить свою похоть! – на одном дыхании выпалила она.
Динго дернулся, как от удара. Кажется, она попала в цель. Радости Гвен это почему-то не принесло, а внутри всё снова сжалось, и в пустоту рухнул очередной снежный сугроб. Как же больно…
— А вот это уже не твое дело. – безжизненным голосом произнес он. - Даже если ты и права.
— Очень рада это слышать.
— Что-то непохоже, чтобы ты радовалась. Хотя, я счастлив утолить твое детское любопытство. Что, в школе еще не проинструктировали твои глупые подружки-шлюшки? У таких чудовищ, как я, бывают чудовищные потребности, которые надо удовлетворять. Равно как и у прочих взрослых. И у женщин тоже. Если не веришь мне, спроси маму, ревностно блюдущую верность трупу. Или тетю – которой даже не надо дожидаться вдовства.
— Мне и дела нет до этих мерзостей! – Гвен передернуло. - Вообще, разговор был не об этом.
— Ну, просвети меня, о чем же он все-таки был! Потому что я, гребаный свет, такой тупой, что до сих пор не понимаю, с чего начался весь этот сыр-бор! У тебя месячные?
Гвен заехала ему со всей силы по здоровой щеке.
— А вот это было уже грубо. Не делай так больше. Потому что даже у меня не железное терпение, Гвеннол…
От слова «гвеннол» — никто не звал ее так нежно и насмешливо, даже родители — Гвен беззвучно зарыдала. Что-то было не так. Он не вел себя, как чудовище. Был ли он им? Или, все же, это она себя так накрутила… Боже, только не это!
— Хорошо, рукоприкладство тебя несколько успокоило. – саркастически усмехнулся Ван Вестинг, потирая щеку. - Выпустила пар? Продолжим. Какая правда тебя интересует до такой степени, что ты решила устроить тут революцию? Поведай мне…
— Я узнала — неважно, от кого — про всю твою историю. Про ожог. И про твою сестру. И про… про твоего брата. И про все остальное…
— Ах, вот оно что. Это. Мне следовало бы догадаться.
Он встал, передёрнул плечами, и даже тут у Гвен заныло под ложечкой — как он хорош… Динго дошел до стола, заменяющего кухонный, вытащил откуда-то снизу свою бутыль с вином и начал ее откупоривать.
— Эта приятнейшая история, что ты так хочешь выслушать, требует предварительной заправки. Уж не обессудь, придется подождать. Может, и тебе налить? - бросил он через плечо, обжигая ее взглядом. - От сигарет во рту еще не пересохло? Ты же полпачки высмолила. Интересно, за сколько? Впрочем, это не мое дело.
Он налил себе полный бокал. Второй, налитый до половины, протянул Гвен. Она молча взяла — ее трясло, но теперь утешать ее больше было некому. Она потеряла последнего своего союзника… Чтобы как-то запить всю горечь от этого необратимого ощущения, Гвен сделала большой глоток вина и, поперхнувшись, закашлялась. Динго даже не взглянул на нее. Он выпил залпом первый бокал и сейчас наливал себе второй.