Страница 44 из 228
— Твои проблемы… Да, с этим у тебя все в порядке… И ты права: я не обязан. И все же вожусь с тобой, как с полудохлым цыпленком. Старик был тоже прав: весь выходной — коту под хвост… А завтра с утра — труба зовет! — все сначала…
Сравнения с полудохлым цыпленком Гвен не выдержала. Какое счастье, что хоть стойка администратора сейчас пустует… Она вскочила, как ошпаренная, метнула на Динго уничижительный взгляд через плечо и рванула на улицу. Она шла так стремительно, что двери не успели открыться, и ей пришлось перед ними затормозить. Когда они все же разошлись, Гвен вылетела наружу.
Закат догорел окончательно, и небо было печального, насыщенного лилово-синего, глубокого цвета. Лишь у горизонта, там, где шумело море, еще лежала бледным газовым шарфом серебряная полоса. Гвен зло плюхнулась на цветочный горшок. Так ее видно этому негодяю — сейчас Гвендолин его просто ненавидела — но другого места для сидения просто не было. Она уставилась в небо, наблюдая, как тихо гаснет, растворяется в темной воде серебро отголоска заката. Наконец полоса совсем утонула, и синий горизонт слился с чернеющей водой. Последние стрижи, летающие над водой с резкими криками, спешили домой.
Дверь раскрылась. Динго, уже без бутылки, тихо вышел на улицу.
— Прости меня. День был чертовски паршивый, черти б его взяли. Но и у тебя тоже, я все помню. Мне не стоило… В общем, мне жаль. Что ты хотела мне сказать?
— Не могу припомнить, право.
— Ну, хватит ломать из себя дурочку. На это у меня точно нет сил. Не хочешь говорить — я ухожу спать.
— И идите себе. Вы пьяны. Подозреваю, вам лучше проспаться…
— Да, я пьян, но когда это мешало разговаривать? Выкладывай уже.
В Гвен боролись два чувства. С одной стороны, не стоило идти на уступки и смиряться с неприкрытым хамством и издевками. С другой стороны, — факт остается фактом — на улице было совсем темно, а идти в номер она боялась. Теперь, в темноте, — боялась еще больше.
Динго щёлкнул зажигалкой и закурил. По небу поплыло седое облачко табачного дыма.
— А можно мне сигарету?
— Можно тебе — что? Час от часу не легче! Ты головой, случайно, об корень не ударялась при падении? Какую еще тебе сигарету?
— Обыкновенную. Одну из тех, что у вас в пачке.
— Нет, нельзя. Птенчики, вроде тебя, вообще не должны знать, куда это вставляют.
— Пожалуйста. Я боюсь.
Гвен опустила голову, и тут плотину прорвало. Слезы покатились сами собой, затекая в нос, капая на голые коленки. Она вцепилась руками в края горшка, так что ладоням стало больно, силясь остановить этот слезливый поток, но, чем больше она старалась, тем сильнее лили проклятые слезы.
Гвен краем глаза заметила, как Динго в изумлении уставился на нее. Потом он щелчком отстрелил докуренную до половины сигарету, подошел почти вплотную, опустился на одно колено и неуклюже прижал ее к себе. Гвен замерла.
— Ну, это уже совсем никуда. Ты решила стать фонтаном для местного украшения? Ты прекрасно смотришься на этом горшке, куда лучше, чем сопливые цветочки. Я дам тебе сигарету, только не плачь. Но ты скажешь сейчас же, чего именно ты боишься.
Гвен уткнулась мокрым носом в его белую рубашку. Обнимать его за плечи она опасалась — это был слишком интимный жест. Поэтому одной рукой она еще крепче вцепилась в горшок, а другую с трудом протащила между своим телом и грудью Динго, чтобы вытереть хлюпающий нос тыльной стороной ладони. Потом робко положила Динго ладонь на грудь. Он вздрогнул. Возможно, — если только он не вздрагивает от отвращения — она ему не совсем противна…
— Ты что-то говорила о том, что боишься? Чего ты боишься? — сказал он негромко ей прямо в ухо.
У Гвен от ощущения чужого шепота на ухо мурашки пошли по всей коже, включая шею и скулы. Она чего-то боялась? Когда? Об этом она уже успела позабыть.
— Теперь я вижу: да, боишься.
Динго легко провел пальцем по ее щеке, там, где на внезапно вспыхнувшей пожаром коже видны были мурашки.
— Нет, так дело не пойдет. Это неправильно. Неправильный разговор у нас с тобой выходит, — сказал он и слегка отстранился. Гвен разочарованно выдохнула.
— Итак, начнём сначала. Вернемся к первоначальному договору. Я даю тебе сигарету, а ты не плачешь, а рассказываешь, что стряслось на этот раз и чего ты боишься. Иначе я клянусь, что сейчас позвоню твоей тетке, и пусть она приезжает и забирает тебя — поить ромашкой и умасливать, под боком у Роя.
Гвен вскинула на него обиженные глаза.
— Ладно-ладно, шучу. По крайней мере, пытаюсь. У меня сегодня как-то притупилось чувство юмора, знаешь ли… Вот тебе сигарета, вот зажигалка. Теперь рассказывай.