Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 43 из 228

I wonʼt be

Your soft one

I wonʼt be encircled

You might become

Something I need

 

And you must not

Must not

Get closer

 

Should I go away

With the dust of your heart

In my mouth

 

Donʼt show me your weakness

I canʼt rely on you

To know my soul

 

Donʼt show me your weakness

I might become

Something you need

 

Something you need

Something you need

 

To destroy

 

THC — Need to destroy

 

 

 

— Гвеннол?

Гвен, так и не попав ногами в кеды, привстала с дивана. За спиной Динго надоедливо шлепала дверь, ловящая движения. Ван Вестинг сделал один шаг вперёд, остановился и продолжал молча смотреть на нее, прищурившись и не моргая. Солнце, бросив последний пронзительный луч в стекло двери, умерло у него за спиной. Гвендолин откашлялась — в горле внезапно пересохло. После всех этих терзаний, сомнений, восстановления цепи событий по капле, всей ее решимости попросить о помощи, решимости о помощи не просить — она не знала, что сказать.

— Добрый вечер.

Как ей его называть, она тоже не знала. Лицо Динго перекосила странная усмешка.

— И ты просидела тут незнамо сколько для того, чтобы сказать мне: «Добрый вечер»? Хотя это утверждение весьма спорно. Да, весьма…

Гвен поняла по его голосу, что Динго, видимо, сильно пьян. В таком состоянии она его еще не видела. Она вообще редко видела нетрезвых мужчин — все разы можно было пересчитать по пальцам одной руки. Отец (покойный отец — опять не помнишь, что он умер, а ведь он умер!) пил вообще очень немного, по сути своей он был аскет, и всякое излишество ему претило. Она помнила, как брат пару раз являлся домой нетрезвым, но Гвен к тому времени уже лежала в кровати и лишь слышала неразборчивое бормотание Дерека в холле, встревоженный разговор родителей и неуверенные шаги брата по коридору к его спальне. С утра после таких случаев Дереку было, как правило, дурно, — он по часу сидел в ванной, а когда выбирался оттуда, вид у него бывал весьма бледный, помятый и смущенный.

Самым ярким персонажем, связанным в ее мозгу с подпитием, был дядя Марк. Когда он гостил у них, на столе всегда появлялось вино — а больше всех им угощался именно Марк. С каждым бокалом он становился все краснее, громче и болтливее, рассказывал дурацкие скабрезные истории, сам им веселился больше всех, шутил над отцом, иногда даже пел. Однажды вечером после подобного застолья Гвен мышкой прокралась в гостиную — забрать забытый рюкзак - и с удивлением обнаружила Марка сидящим в одиночестве перед столом и неотрывным взглядом остекленевших, невидящих глаз смотрящим на догорающую в глиняной плошке свечу. Гвен он, кажется, вообще не заметил.

Динго вел себя иначе. Он не шатался, не веселился, не смущался, не пел. Внешне его состояние никак не проявлялось, кроме, пожалуй, нетипично остановившегося взгляда. Обычно он вообще не смотрел на Гвен так подолгу — отводил глаза. А теперь нет. Пока Гвендолин прокручивала в голове все эти мысли, пытаясь найти верное решение и правильную манеру поведения в такой ситуации, он все взирал на нее, как удав на кролика, прищурив один глаз.

Гвен решилась еще на одну попытку.

— Я вас ждала, м-мм… хотела поговорить…

— Хотела поговорить? Ну давай. Поговорим. Хотя, может, и не стоит? Все мои разговоры сегодня кончаются печально. Но если ты настаиваешь…

Он странно растягивал слова. Гвен не знала, настаивает она или нет. От его слов разило таким холодом и горечью, что Гвендолин, судорожно восстановив в голове свои последние размышления на тему, подумала, что, видимо, она права, и ему после этой истории в лесу вообще не хочется иметь с ней дела. Ну и к дьяволу его тогда! Сама как-нибудь справится. Гвен, придав лицу соответствующее выражение оскорбленной невинности, сказала:

— Нет, если вам не хочется со мной говорить, я отлично могу понять. Я совершенно не настаиваю. У вас сегодня выходной, и вы совершенно не обязаны меня выслушивать. В конце концов, я справлялась со своими проблемами и до встречи с вами. Прошу меня извинить за то, что задержала вас. Спокойной ночи…

Теперь стоило, высоко подняв голову, с достоинством уйти. Беда в том, что она была босая — как тут уйдешь с достоинством, когда на одной ноге надет башмак, а на другой — нет? А еще Гвен, как и раньше, боялась идти к себе в номер. Момент выхода со сцены был безвозвратно упущен. Она вынуждена была сесть на диван и нормально обуться, помогая себе руками.