Страница 38 из 228
Динго с ненавистью к себе рванул рычаг переключения передач так, что тачка возмущённо подпрыгнула, и нажал на газ. Машина за минуту доехала до конюшни. Он нашел паренька-служащего, кинул ему ключи, зашел погладить Демона — зверюга был очень симпатичен Динго своей остервенелостью и лютой тоской в глазах.
Демон тоже был никому не нужен. Динго временами ходил сюда перед заходом в винную лавку (благо, все было рядом) и выгуливал непокорную тварь. Служащие были только рады: Демон имел скверную привычку кусать всех, кто ему не нравился — а таких было большинство.
Динго приметил зверя во время очередного конного выезда Роя. Тот, искренне веря, что Ван Вестинг не умеет ездить верхом, решил устроить себе и друзьям потеху и затребовал у матери обязательного сопровождения охранником во время конной прогулки. Как же чертовски приятно было его разочаровать! Очень давно, мыкаясь после пансиона от одной работы к другой, лишь бы избежать «заботы» старшего брата, Динго попал на работу в конюшне к отцу одного своего одноклассника. Там он был обязан выгуливать лошадей и через-пень колоду таки научился на них ездить… Но Рою все это было неизвестно, поэтому, когда Динго, выбрав самое огромное и злонравное животное во всей конюшне, спокойно проследовал за ним и его компанией, он был сильно удивлен и обескуражен. С тех пор он уже не требовал, чтобы Динго его сопровождал, а тот начал захаживать на конюшню сам.
Солнце вылезло на небо — дымка рассеивалась на глазах. Вдали за полем слышался шум голосов — видимо, компания Сесили ехала назад. Динго побыстрее пересек его, дошел до кромки леса и шагнул в чащу, скрывающую его от солнечного света и посторонних глаз.
В лесу было прохладнее, чем на выжженном южным солнцем поле. Динго никогда не любил погожих дней — ему казалось, что его уродство на солнце еще очевиднее, и уже не скроешься в тени, особенно если ее нет. Здесь, в лесу, царила вечная мгла. Чаща была словно очерчена от всего остального невидимым барьером, как стенкой аквариума, за которой плескался прозрачный зеленоватый полумрак, оттеняющийся лишь редкими крапинками солнечных лучей, пробившихся сквозь сплетение крон деревьев. Солнечные зайчики там и здесь робко ложились на узловатые, изъеденные какими-то жуками корни, скользили по моховым кочкам и, казалось, только подчеркивали нерушимость царствия лесной мглы.
Динго вышел на большую полянку, казавшуюся особенно яркой после сумрака чащи. Тут, возле старого клена обнаружились следы Гвеннол: в мягкой траве у корней дерева валялся снятый ею, видимо, после падения, защитный шлем, и тут же, рядом — замшевые перчатки, заляпанные кровью. Динго, поразмыслив, взял перчатки с собой, а шлем повесил на сучок дерева.
Он пошел дальше. Вот и тот пригорок. На полянке, естественно, — ну не могло же ему так повезти! — никого не было. Валялась только пустая бутылка, судя по запаху, из-под самогона.
Динго было сел на край поваленного дерева — собраться с мыслями и перевести дух (когда он начал приближаться к этому месту, внутри все опять закипело) — но тут же вскочил. В воздухе словно висел призрак девчонкиного страха и страданий. Нет, к чертям собачьим, даже курить он тут не станет!
Динго поднялся и, отводя рукой ветви, зашагал в глубь леса — по направлению к пятачку-«Аэродрому».
На пятачке никого не было. Солнце, окончательно разогнав дымку, висело в невыносимо синем небе, раскаляя пыльный пустырь, создавая из него подобие пустыни. Винная лавка, к счастью, была открыта. Местные обитатели не любили солнца — все они, подобно самому Динго, были сумрачными тварями. Казалось, солнце грозило окончательно спалить их высушенную бесконечным алкоголем плоть, в которой не осталось уже ни крови, ни энергии — только агонизирующее желание выжить до следующего стакана.
В лавочке было прохладно, несмотря на отсутствие кондиционера, и витал слабый запах вин, смешанный с ароматом трубочного табака, который употреблял флегматичный хозяин. Здесь время словно остановилось: не было ни малейшего признака современного бытия — никаких телефонов, телевизоров и других способов зомбирования. Хозяин, жуя черенок погасшей трубки, читал вечный потрепанный здоровенный том неизвестного содержания и авторства — порванная когда-то обложка была аккуратно заклеена картоном и оберточной бумагой. Он вскинул глаза на Динго, и, тяжело дыша, ничего не спрашивая, полез в узкую дверцу подвала за спиной. Динго, крутя в пальцах последнюю оставшуюся сигарету, терпеливо ждал.
Сейчас вино, потом магазин — а потом? Идти ему было совершенно некуда. Возвращаться в гостиницу не хотелось — там в своей светлой постели спала Гвен. В таком соседстве — даже через коридор — расслабляться было трудновато, а Динго уже порядком вымотал и опустошил этот денек. Хотелось отключить голову, которая мучила его совершенно неуместными и бесплодными мыслями, доводящими до бешеной дрожи картинками и ощущением собственной беспомощности — это он ненавидел больше всего.