Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 27 из 228

 

— И как, перевоспитывается?

 

— Потихоньку. По крайней мере, кусается уже через раз. Его редко выгуливают — из-за норова, вот он и грустит.

 

Непохоже было, чтобы жеребец грустил. Он запрядал ушами и зафыркал, словно чувствуя, что говорят о нем. Гвендолин спешно увела свою кобылку подальше от опасного зверя.

 

На улице служащий помог ей влезть в седло. Было страшно, но лучше, чем она предполагала. Есть шанс, что она хотя бы не свалится тут, у конюшен. Тело само отрабатывало знакомый навык, руки знали, что делать. Гвендолин рискнула выпрямиться в седле и тут же почувствовала себя увереннее.

Неподалеку гарцевала Сесили на своем белом Джокере, а Эйрин кормила свою серую Искру яблоком, терпеливо дожидаясь, когда пухленького Финли запихнут в шлем и усадят на пони. Бонна осталась дома, и сестра приглядывала за младшим. Рой с приятелем позировали фотографу на ближнем лужке. Фьюри, выбравшему рыжую поджарую кобылку, подправляли слишком длинные стремена, Динго куда-то исчез.

Наконец все приготовления были закончены. Финли усадили на пони, и вся процессия тронулась. Гвендолин старалась держаться подальше от Роя, и вскоре оказалась в самом конце. Дети, поначалу тащившиеся рядом с ней, осмелели и ускакали в авангард, к матери. Собственно, вся тревога была за Финли, Эйрин же держалась в седле, как прирожденная амазонка. Гвендолин не решилась на подвиги и тихонько, рысцой, не дергая лишний раз пугливую кобылу, ехала, слегка отставая от всех.

Динго так и не появился. Может, он вообще не умеет ездить верхом? В конце концов он телохранитель, а не каскадер. Да и верховая езда, бывшая неизбежной потребностью раньше, теперь превратилась в способ убить скуку для богатых.

Денек меж тем разгуливался. Солнце уже не висело в мутном мареве, а начинало иногда вылезать из-за туч.

 

Парило очень прилично. Кавалькада впереди весело перекрикивалась, о чем — Гвен не понимала. Она продолжала тащиться медленнее всех и постепенно отставала все больше. Мерная поступь лошади усыпляла плохо выспавшуюся Гвендолин, она почти клевала носом. Ток, ток, ток — дурацкое солнце — хочется прикрыть глаза. Боги, как же хочется спать! Гвендолин почувствовала, что из ослабевших рук выпала уздечка, и резко открыла глаза.

 

Солнце светило из-за деревьев. Лошадь, потерявшая управление, занесла ее в какой-то лес. Сонливость как рукой сняло. Гвендолин начала судорожно оглядываться.

Не могла она заехать далеко, лошадь шла так медленно, да и задремала Гвендолин буквально на пару минут. Или не на пару? Конца леса было не видно, а спешиваться Гвен боялась: а ну как не сможет потом залезть обратно?

 

Так, спокойно, телефон! Гвендолин пошарила по узким карманам бриджей, одновременно осознавая, что телефон спокойно лежит себе на втором этаже особняка, на кровати у Сесили, в заднем кармане джинсов. Видимо, придется слезть.

Гвендолин решила все же проехать чуть дальше, туда, где среди старых шелковиц, усыпавших всю землю вокруг черными пятнами раздавленных ягод, виднелся просвет. Может, там кончался лес, или была просека, или тропинка, что выведет незадачливую Гвендолин обратно на поле?

 

Гвендолин легким движением направила лошадь к просвету. Пара секунд — и она выехала на освещенную полуденным солнцем уютную полянку. Гвендолин отодвинула кленовую ветку, и тут все завертелось в бешеном темпе, словно кино поставили на перемотку.

 

С ветки слетела крупная птица, вроде сойки. Хлопая крыльями и возмущенно крича, она пролетела низко, прямо под носом у остолбеневшей Гвендолин. Лошадь шарахнулась, испуганная резким звуком и хлопаньем крыльев возле самых ее ушей, встала на дыбы, сбросила Гвен на землю и моментально ускакала в чащу, скрывшись из виду.

 

Гвендолин лежала на спине, не понимая, что именно произошло. При падении она здорово треснулась попой о кленовый корень, судя по ощущениям, чуть выше копчика — справа уже распухала огромная гематома. Похоже, бриджи она порвала, и теперь сзади, между узким поясом и правой штаниной — там, где обычно бывает задний карман, зияла прореха. К тому же, почему-то саднило лицо — Гвендолин ощупала правую щеку и почувствовала на пальцах что-то липкое. Кровь? От крови на руке Гвен слегка замутило, и она резко сглотнула и села, прислонившись здоровым боком к стволу клена.

 

"Дыши ровно, не паникуй. На лице просто царапина". Сюда бы Брайди.

 

Гвендолин всегда завидовала здоровой толстокожей непробиваемости сестренки. От разбитых в детстве коленок Гвен рыдала до тех пор, пока не садился голос — по большей части не от боли, а от обиды и отвращения, которое вызывал у нее вид собственного изорванного мяса. Сестра налепляла ей на раны подорожник, чтобы Гвендолин могла спокойно дойти до дома. Сама Гвендолин была не в силах прикоснуться к ранке, не то чтобы промыть ее или налепить заботливо положенный матерью в бардачок велосипеда пластырь. Мама, прежде чем отлеплять подорожник и обрабатывать коленку, нахлобучивала Гвен на голову собственную соломенную шляпу, в которой работала в саду. Гвендолин сквозь дырочки в плетении шляпы, подглядывала одним глазком, как ловко, не морщась, мать промывала под струей воды разодранную коленку дочери, вычищая из ранки камешки и грязь. Через дырочки в шляпе смотреть было не так страшно и даже почти забавно — словно это была игра в волшебный ящик — посмотри в дырочку и догадайся, что за предмет лежит в темной коробке.

 

Что же лежало в коробке на этот раз? Похоже, Гвен опять влипла. Надо было подниматься и идти искать. Лошадь, тропу или, на крайний случай, каких-нибудь людей с телефоном, с которого она бы могла позвонить тетке.