Страница 22 из 228
Уже выходя из номера, пришлось возвращаться обратно — за носками. Сесили что-то говорила про сапоги, а на босу ногу это было бы неудобно.
По дороге Гвен налила себе в автомате в холле большой стакан кофе с молоком и теперь потягивала его, пыля по привычной тропинке. Вот тут она вчера наткнулась на острую штуку. А Динго смотрел на нее. Гвендолин нагнулась, чтобы разглядеть, на что же она вчера наступила. Железяки она там не нашла, зато обнаружила слегка в стороне целую кучу окурков, словно кто-то долго стоял тут и выкурил, как минимум, полпачки. Она мотнула головой, словно отгоняя неуместную, жужжащую в мозгу, как муха, мысль. Мало ли кому в ночи захотелось пройтись. Да и горящих фонарей было немного…
Дойдя до сплошного забора, Гвендолин сбавила шаг. Тетка, похоже, была в благодушном состоянии — разыгрывался очередной акт нескончаемой пьесы, и послушной племяннице сегодня, видимо, выпала не немая роль. Ругать ее за вчерашнее, по крайней мере, тетка явно не собиралась — не до того было. Рой будет увлечен своими конями и позерством — есть шанс, что и от него можно будет не ждать сегодня подножек. Чем больше Рой скучал, тем каверзнее становились его нападки. Сегодня намечался необычный день.
Оставалась одна и очень весомая проблема — Динго. Гвендолин тяжело вздохнула и села на траву. Опять начало неприятно тянуть живот, а кофе вдруг показался ей изрядно переслащенным.
Динго. Что делать с Динго, было совершенно непонятно. Гвендолин чувствовала себя нашкодившим щенком. Или подростком, которого поймали за кражей помады.
Однажды, подбитая на это подружками, она стащила из магазина бижутерии сережки-гвоздики в форме летящих стрижей. Мать нашла их в тот же вечер. Гвендолин подозревала, что заложила ее младшая сестра-вредина. Отец, нарочно пораньше приехав с работы, на следующий день отвел ее в тот магазин и заставил прилюдно объясняться и извиняться. За сережки она заплатила из своих карманных денег, которые копила на татуировку ласточки на копчике. Но самым ужасным были не деньги — стыд. Гвендолин пылала, как помидор, до самого дома, а потом, запершись в комнате, пока все дружно сидели в столовой, два часа прорыдала в подушку, сгорая от прожитого и еще не оставившего ее унижения. Тогда она чувствовала, что ее словно изваляли в смоле и в перьях и провели в таком виде по городу. Урок запомнился навсегда.
Теперь, странным образом, у Гвендолин были похожие ощущения. Словно она взяла без спросу что-то чужое — а теперь оно так прилепилось к ней, что придется идти и представать перед его законными хозяевами в таком виде.
И все же помимо законных хозяев, был еще и сам Динго. Его-то Гвендолин и боялась больше всего. Сама не зная, почему. Вчерашнее поведение казалось ей теперь самым постыдным. А еще Гвендолин подсознательно чувствовала, что что-то там было, в глазах Динго, и, возможно, даже не то, чем обычно провожали ее досужие мужики где-нибудь на станции или в магазине — глядя на нее с тем, что в миру называется похотью. Было что-то еще — про что знала только Гвен и сам Динго. И теперь она, как тяжелый сундук на плечах, тащила этот страшный секрет, а самым досадным было то, что, возможно, она сама себе все придумала. И Гвендолин, со всей этой неразберихой в голове просто не знала, куда прятать глаза, если она наткнется сегодня на Динго.
Калитка хлопнула. Возле забора стоял невысокий, худой, средних лет мужчина. Одет он был просто, но с той небрежной элегантностью, до которой Рою было, как до звезды небесной. Он не спеша достал из кармана пачку бумажек для самодельных папирос, так же неспешно вытянул одну — пальцы работали привычно, без труда отделив тонкую бумажку от других ее товарок, и насыпал в нее табак из черной с оранжевым упаковки. Последним жестом он ловко вставил в конец папиросы фильтр — и закрутил ее в трубочку. Гвендолин в первый раз видела кого-то, столь бережно возившегося с какой-то самокруткой. Рой и его приятели тоже этим баловались — но, по сравнению с их топорной работой, элегантный незнакомец был виртуозом.
Меж тем, мужчина закурил — и до Гвен донесся странный и ароматный запах: было похоже одновременно на корицу, черешню, и еще какой-то шоколад, который Гвендолин уже однажды пробовала, но не помнила, где и когда.
От незнакомца ее скрывал куст жимолости, в изобилии росшей вдоль дороги. Гвендолин понаблюдала за курящим мужчиной еще немного — он стоял, слегка прислонившись к забору и смотрел куда-то в никуда, в серо-серебристое, затянутое дымкой небо, и, казалось, эта картина вызывала у него самое искреннее восхищение. Во всяком случае, на его лице с небольшой эспаньолкой играла легкая усмешка сфинкса — кому или чему она была адресована, было неясно.
Гвендолин, в душе благодарная незнакомцу за то, что тот отвлек ее от мятежных и запутанных мыслей, вновь углубилась в свои терзания. Однако, надо было уже вставать и идти — чего доброго, тетка опять позвонит — а если ее обнаружат под забором со звонящим в руке телефоном, не оберешься дополнительных неприятностей. Можно подумать, у нее их было недостаточно.
Гвен выглянула из-за куста. Незнакомец исчез, но не было слышно, как хлопнула калитка. Наверное, просто тихо закрыл. Гвендолин поднялась, как правильная девочка, забрала свой мятый стаканчик из-под кофе и с неохотой потащилась к калитке.
Вдруг на плечо ей легла рука. В беспокойном мозгу Гвендолин тут же вспыхнула мысль — Динго. Она стремительно повернулась и ее настороженный взгляд упал на незнакомое лицо человека, недавно стоявшего у калитки. Мужчина молча смотрел на нее слегка прищуренными темными, почти черными глазами и улыбался с таким же выражением лукавого восхищения, с каким только что смотрел в туманное небо.