Шрамы на воде - книга первая. Зачарованные отражениями

Теперь Марк безуспешно пытался привести хоть в какой-то порядок загнивающий бизнес — надо сказать, что получалось это у него лучше, когда Сесили не дышала ему в затылок, и Динго вполне мог понять, почему. Интересно, на что это все будет похоже, когда они вернутся осенью в столицу? Ла Суссен с головой ушла в дела сына, стараясь наладить его собственный доход. Динго поначалу восхищался ее воистину неуемной любовью к собственным детям, особенно к Рою, но, поближе узнав и Сесили, и ее старшего отпрыска, пришел к выводу, что, вероятно, и змея будет до последнего защищать своего драгоценного змееныша — особенно, если будет считать, что весь мир ополчился против них.

А теперь Сесили затеяла какую-то игру, в которую была замешана ничего не подозревающая Гвендолин. Тут хозяйке и понадобился Фьюри. Если на горизонте замаячил Кардинал - жди беды. Динго уныло надеялся, что Сесили просто хочет наложить лапу на девчонкино будущее наследство. Гвеннол была родом из той самой северной дыры, где когда-то старик Ла Суссен налаживал из столицы свои дела. Его конкурентом в поле был именно Грамайл. Обоих уже нет на свете, проекты папаши Сесили остались не доведенными до ума, дела Грамайла были заморожены до достижения наследниками нужного возраста и положения. Динго краем уха слышал, как нелепое завещание северного бизнесмена обсуждалось Марком и Сесили. Разменной же монетой стала она, Гвендолин Грамайл, его Гвеннол. И она достанется мерзавцу Рою из-за каких-то там активов мертвеца!

Боже, если бы можно было отрезать от нее все это наследство, взять ее такой, какая она есть — какой он оставил там, на берегу: лучом света, в слишком тесной майке и забрызганных морской водой шортах! Отдать всем этим шакалам их драгоценные бумажки, увезти ее куда-нибудь подальше, остаться с нею там, навсегда…

Гэйвен безжалостно вжал почти до предела педаль газа, и послушный зверь взревел еще сильнее, разгоняясь до немыслимой скорости на узкой дороге. Клубы пыли заволокли обочину, скрывая от Ван Вестинга море, берег и даже небо.

Что за идиотские мысли! Пожалуй, Гвеннол будет лучше с Роем. Так, хотя бы, она сохранит свой статус, будет жить соответствующе, получит хорошее образование, и, авось, набравшись ума в одном из этих престижных колледжей, куда берут только гениев или детей толстосумов, бросит своего супруга через пару лет.

Девочке надо растить крылья, а он, Гэйвен — только эпизод в ее жизни, никчемный балласт, что помешает ей взлететь. Все, что он может — это сжать зубы и продолжать верно служить Рою. И заодно оберегать от него, по возможности, Гвен. Если не он — то кто же тогда? Так хоть есть шанс, что она в относительном достатке и покое доживет до вступления в наследство. А там, может, найдется кто-то, достойный ее — и по положению, и по сути. И тогда у нее будет возможность выбора…

Его удел — стоять за ее спиной в тени, отгоняя шакалов, пока она не окрылится и не улетит от них всех, оставив этот взбесившийся бестиарий позади — светлым росчерком затерявшись в том небе, что доступно только ласточкам. У него была только эта мечта — она вела его вперед, не давая послать все к чертям и исчезнуть, затеряться тенью в придорожных норах, темных лесах, в небытии. Но он не имел на это права — пока там, впереди, была Гвеннол. И их три дня…

Гэйвен поставил запылившуюся от гонки машину на прежнее место возле гостиницы, заглушил мотор и пошел к уже починенной двери. Она, наверное, завтракает. Или уже позавтракала. И сидит на балконе. «Не курит, надеюсь», — Гэйвен невесело усмехнулся…

Он заглянул в буфет — там было пусто, за стойкой тоже никого, придется ехать наверх, в номер. Треклятый лифт. Гэйвен не любил закрытых пространств — они навевали на него мысли о гробах, заколоченных ящиках. О черных пластиковых мешках, что застегиваются на молнию, навечно пряча тебя от света. Прямо как этот скрипучий лифт.

Карточек от номера было два: одна был у Гэйвена в кармане, другую утром повесила себе на шнурок Гвеннол. Он подергал ручку: вроде, заперто. Тогда Гэйвен достал карточку, с четвертого раза, чертыхаясь, отпер дверь — наверное, она сидит с ногами в плетеном кресле, задрав коленки к подбородку, и нежится на солнце. Гэйвен до того уверовал в эту мысль, что, войдя в номер, почти что разглядел тонкий девичий силуэт на балконе. Но нет, то был лишь утренний луч, падающий наискось через стекло в комнату, ложась ярким квадратом на ворсистую поверхность бледно-розового ковра. В сливочно-желтом свете лениво плавали пылинки, как неведомые рыбки плещутся в пространстве, ограниченном стенками аквариума: подбираются к стенкам, выглядывают наружу, словно пытаясь понять, что там за параллельный мир, такой темный и непонятный, не похожий на их обиталище — и оттого еще более манящий.

Гэйвен для верности окликнул Гвендолин, заглянул в темные ванные, даже шкаф открыл. Никого. Он взял свой злополучный телефон с десятком пропущенных звонков от Сесили. На всякий случай, захватил еще и сотовый Гвен: блестящую коробочку в розовом чехле, на котором зависла в бесконечном полете над океаном двухвостый стриж. Что за глупость эти птицы – боятся воды и, все же, вечно над ней роятся?

Гэйвен вздохнул и вышел из номера. Куда теперь? Поискать ее на берегу? Может, решила искупаться — с нее станется, вечные причуды… Ван Вестинг поймал себя на совершенно идиотской улыбке… В холле никого не было. В буфете тоже.

— Так-так, молодой человек, ищете свою подопечную, полагаю?

Гэйвен обернулся. За спиной стояла та гадкая старуха, мумия из бывшего номера Гвеннол. Ну, или соседка. Она смотрела на него критическим взглядом, поджав свой черепаший рот.

— Да, ищу. А вы не видели ее, случайно? – резковато ответил Ван Вестинг, гадая, как старухе удалось подкрасться так незаметно. А он еще мнил, что у него хороший слух!