Страница 108 из 228
— Ишь, как ты морщишься, значит, задело. Мелочь — а приятно. Вот и славно, знай свое место. И найди мне эту маленькую дрянь. Не позже, чем через полчаса нам надо выехать.
Гэйвену ничего не оставалось, как взять в доме ключ от дурацкого кабриолета Сесили. Пока он выводил машину из ворот, столкнулся с выходящим из калитки Фьюри.
— А, Ван Вестинг, куда это ты собрался с утра пораньше на этой симпатичной машинке? Кататься? Очень она тебе не идет.
— Вам-то что за дело? Хозяйка послала по делам.
— Ах, по делам. Ну-ну. Тогда не медли… - осклабился Кардинал, небрежно покручивая зажигалку мелкими, почти женскими пальцами. Гэйвена захлестнула волна отвращения.
Он рванул послушный Астон Мартин, обдав проклятущего Фьюри клубами пыли. Боже, как же не нравился ему этот человек! Прямо внутри все холодело от ненависти. Гэйвен и сам толком не понимал, чем его так бесит Кардинал.
Когда-то он здорово помог ему с рекомендацией на эту работу. У Ричарда Фьюри были связи везде, а Динго в тот момент был на мели, и то была очень унылая и затяжная мель — денег хватало только на еду и на съем койки в весьма неприятном притоне на окраине столицы. Тогда Динго вспомнил про Фьюри — тот подвизался, насколько ему было известно, с его треклятым братом, который, кстати, тоже был в городе и, по слухам, шел на очередное повышение. Сталкиваться с братом Гэйвену хотелось еще меньше, чем с Кардиналом, поэтому выбора у него не было — пришлось тащиться на поклон к Фьюри. Тот принял его вполне радушно — насколько понятие радушия может быть применимо к Кардиналу, с этой его ухмылкой и пахитосками.
Не прошло и трех дней, как Гэйвен попал на должность телохранителя к хорошо известному в узких кругах владельцу сети частных клубов закрытого типа в столице. Тот искал охранника для сына-подростка. Динго был страшно доволен - ему больше не надо было возвращаться в свою кошмарную комнату, где порой попадались такие тараканы, которых можно было принять за небольших крыс. А уж запахи…
Новая должность предполагала, что он будет находиться при мальчишке почти круглосуточно. Все было прекрасно, пока Динго не встретился со своим новым подопечным и не понял, на какой ад он себя обрек, подписав этот загребучий контракт. Фьюри, конечно, знал, что представлял из себя уже тогда, в свои четырнадцать, восходящая звезда эстрады Рой Хальтенхейм. Полгода ушло у Динго на то, чтобы привыкнуть не реагировать на непрерывные подковырки злобного мальчишки. Потом тому надоело: Динго выбрал правильную тактику — больше всего Рой радовался, когда видел, что его шутки попадают в цель. Динго же с каменным лицом вообще не реагировал ни на что, кроме конкретных указаний, и Рой с неохотой оставил его в покое, переключившись на более доступные жертвы: одноклассников, младшего брата и все в таком духе.
Динго с большей радостью охранял бы самого Марка, но тот не любил, когда за ним таскаются, считал это ниже своего достоинства, полагая (и тут его мнение полностью совпадало с мнением самого Динго), что уж, коль скоро родился мужчиной, то хотя бы будь в состоянии защитить себя сам. Для своего возраста и комплекции Марк был вполне ничего — он частенько и с большим удовольствием ввязывался в пьяные разборки в кабаках, которые посещал по вечерам в надежде сбежать от ненавистной супруги и тоскливых мыслей. Пить Марк предпочитал в обычных барах, а за эксклюзивом ходил в дорогие бордели (не свои, конечно). Это было слишком скучно. Динго он брал с собой на тот случай — а это происходило регулярно — если его придется тащить тушкой в машину после попойки. Ван Вестинг с шофером с трудом справлялись вдвоем — Марк был отнюдь не миниатюрен. Впрочем, чем дальше, тем больше Хальтенхейму осточертевало все, что его окружало, включая вино и шлюх.
Около года тому назад его друг Грамайл (Динго видел его мельком пару раз — обычно Марк сам ездил к Грамайлам на несколько дней, оставляя деланно возмущенную Сесили с детьми на откуп слугам и телохранителю) внезапно свалился с сердечным приступом прямо на переходе в центре города, спеша на очередное деловое совещание. Марк был в тот момент за границей по каким-то делам, связанным с важным слиянием наследной компании жены с более крупной, на котором очень настаивала Сесили. Узнав о смерти друга, Марк немедленно выехал домой. Он не успел даже на похороны, к тому времени тело Грамайла уже отправилось в свой последний путь — на его родной север. Хозяин ушел в жесточайший запой (Гэйвен сам таскал ему вино) и не просыхал месяц или около того.
Слияние сорвалось. Сесили в бешенстве пригрозила Марку натравить на него соответствующих врачей, если он не прекратит безвылазно сидеть и квасить в своем кабинете красного дерева, который за месяц запоя превратился в подобие той комнаты, что Гэйвен снимал на окраине до того, как устроился к Хальтенхеймам. Крыс и тараканов в кабинете у Марка, конечно, не встречалось, но вот запах стоял почище трущобного. А еще хозяин порой начинал крушить дорогую мебель и дизайнерские лампы — все, что попадалось ему под руку и еще не было сломано.
Дом достался Хальтенхейму от покойного Ла Суссена — по завещанию, частью наследства Сесили. Кабинет в прошлом тоже принадлежал тестю, очень крупному специалисту по добыче угля и нефти на севере. Все его состояние, в основном, было поделено между двумя наследниками: шлюхой-вдовой, не выждавшей и месяца с потери мужа и выскочившей замуж и коротышкой старшим сыном. Сесили досталось от отцовского наследия очень мало, в основном, подачки, вроде фамильного особняка, и она винила в этом мужа. А он пил, мрачнел, ломал кабинет ее отца — и не шел ни на какие сделки ни с супругой, ни с окружающим миром. Правда, после угрозы жены запихать его в закрытую лечебницу и заставить проходить освидетельствование на вменяемость, Марк несколько умерил свой пыл по части пития, но дела уже покатились под откос с такой скоростью, что даже Динго понимал: развязка не за горами.