Шрамы на воде - книга первая. Зачарованные отражениями

Гвен даже минимально не представляла себе, что же будет дальше. Она уже упала в пропасть — прыгнула сама, в общем-то, по доброй воле — и теперь наслаждалась полетом, еще не понимая, полет это или падение. Новые ощущения — те, что она уже пригубила, и те, что еще ждали впереди, пугая и привлекая ее — были слишком велики, необъятны, слишком пьянили, чтобы сейчас тратить силы на планирование будущего. В последние несколько месяцев Гвен либо жила прошлым, либо отгораживала себе крошечный отрезок времени в настоящем и методично, шаг за шагом, проходила его с теми смутными мыслями, что подбадривают ребенка, впихивающего в себя ненавистную кашу в надежде завтра получить более вкусное блюдо.

И вот оно наконец! Гвен, неожиданно для себя, поняла, про что говорят «Carpe Diem» — что раньше ей казалось весьма сомнительным лозунгом. Но впервые за небольшой кусок ее жизни, с того момента, как она начала ощущать себя принадлежащей миру взрослых, Гвен жила настоящим, пыталась распробовать каждый миг до дна, до финального послевкусия, до последнего неуловимого аромата губ, шороха волос на подушке, тепла дыхания на щеке, дрожи ресниц, летящих вверх, открывая ее изумленному взгляду невыносимое смущенье и недоверие, и надежду, и пожар, что она видела в глазах этого непостижимого человека —теперь ее мужчины. В такие моменты проще было довериться инстинктам, что просыпались в ней, каждый день — новым волшебным откровением, и плыть по течению, по волнам стихии, что несла их — прохладной водой, горячим воздухом, будоражащим кровь пламенем — все дальше, все глубже, все ближе друг к другу.

Гвен встала и начала медленно раздеваться — она вся пылала от солнца, от крупинок песка на коже, от собственных мыслей. Ей захотелось зайти в воду, что уже не отливала утренним нежным перламутром, но искрилась в почти невыносимом, ярком торжестве, отражая такое же сияющее, ослепляющее голубизной небо. На этот раз Гвен была в купальнике — надеть его тоже подсказал ей инстинкт, и она радостно ему повиновалась.

Море было еще холодным и бодрило лучше любого, самого крепкого кофе. Туда, в глубину, — лицом в прозрачную колышущуюся волну, что переливалась золотом и серебром, словно в ней плавали мириады крошечных кружащихся рыбок. И еще ниже — достать до дна, провести пальцами по скользким камням, на которые так страшно вставать, когда хочешь упереться ногам в надежную плоскость. И потом наверх: подставлять лицо солнцу, что плыло навстречу сквозь зеленоватую воду, зажигая лампадами прозрачные тела медуз, разрезая лучами ленивый полумрак…

Гвен вынырнула и вытерла ладонями капли, что ручьем лили с волос, затекая в глаза, туманя взгляд. Горизонт двоился, и море превращалось в небо – там, в чуть подернутой утренней дымкой дали, где уже неразличимы были маленькие волны, игриво взвихряющиеся вокруг.

— Браво, девочка, ты просто воплощение русалочьего духа! Прекрасная, манящая, сама не осознающая собственной красоты. И опасная, как бездонный омут. У тебя еще не отрос хвост? Если так, то это страшно расстроит Роя, я полагаю.

Гвен обернулась лицом к берегу. Оттуда на нее взирал со своей вечной улыбкой Ричард Фьюри. Какой контраст — с тем, с другим, с ее: тогда, на берегу Гэйвен сделал все, чтобы не смотреть, смущаясь и смущая ее. Фьюри спокойно и с интересом, как изучают какой-то редкий, незнакомый вид растения, рассматривал ее, без спешки скользя взглядом по всему ее телу. Гвен вспыхнула, ее пробрала дрожь — стало вдруг холодно, словно подул осенний ветер. Этот одобрительный взор вызывал у нее странную смесь отвращения, брезгливости, страха, и только где-то в глубине души она вдруг поняла, что ей все же лестно, что на нее так смотрят. От всего этого букета ощущений хотелось спрятаться, зарыться в нору, как заблудшей зверушке, почуявшей на себе прицел охотника.

Но ничего такого Гвен делать не стала. Она, превозмогая себя, выпрямилась, отважно, не опуская глаз, встретила его взгляд, насмешливый и восхищенный, и медленно, раздвигая бедрами тяжелую гладь встречной воды, вышла на берег. Ричард приподнял одну бровь, усмехнулся еще более лукаво и уставился на море, занявшись своей пахитоской. Гвен, не спеша, отряхнула волосы, натянула шорты и майку — промокнут, ну, и ладно! — и обернулась к Фьюри. Тот уже закончил прилаживать фильтр и теперь с наслаждением затягивался, выпуская краем рта ароматный сизый, едва заметный в солнечном свете дымок.

— Доброе и вам утро, Ричард! Как поживаете? Что привело вас сюда, на берег?

— О, и вправду чудесное утро, дорогая! Говорят, погода скоро переменится, и начнутся дожди. Вот я и решил прогуляться, напоследок подышать морским воздухом в этом нетронутом уголке рая. И наткнулся, похоже, на ангела. Или на демоническое существо? – Он искоса глянул на Гвен. - Вот смотрю на тебя, и никак не могу решить. Впрочем, в нас всех прячется и то, и другое. Нужно только давать им правильные посылы, пользоваться имеющимися ресурсами. Все это присказка, впрочем, а сказка вот какая: твоя тетя опять организовала конный выезд и ждет тебя. Ее верный охранник, похоже, где-то посеял свой телефон — не в том ли месте, где ты оставила свой, кстати? В общем, она не смогла никому дозвониться и сообщить эту радостную новость лично. Вот я и решил совместить приятное с полезным: прогуляться и передать тебе приглашение. Предвидя твой вопрос — да, Сесили позвонила врачу, и тот подтвердил, что ты можешь выезжать, с условием, что не станешь снова падать, конечно… Вот, собственно, и все. Я надеюсь, я ответил на твой вопрос…