Шрамы на воде - книга первая. Зачарованные отражениями

Is everything is not as itʼs sold

but the more I grow the less I know

And I have lived so many lives

Though Iʼm not old

And the more I see, the less I grow

The fewer the seeds the more I sow

Then I see you standing there

Wanting more from me

And all I can do is try

Then I see you standing there

Wanting more from me

And all I can do is try

I wish I hadnʼt seen all of the realness

And all the real people are really not real at all

The more I learn, the more I learn

The more I cry, the more I cry

As I say goodbye to the way of life

I thought I had designed for me

Then I see you standing there

Wanting more from me

And all I can do is try

Then I see you standing there

Iʼm all Iʼll ever be

But all I can do is try

Try

All of the moments that already passed

Weʼll try to go back and make them last

All of the things we want each other to be

We never will be

And thatʼs wonderful, and thatʼs life

And thatʼs you, baby

This is me, baby

And we are, we are, we are, we are

Free

In our love

We are free in our love

Nelly Furtado. «Try»

И вот — его уже не было видно. Гвен постояла еще с минутку, потом развернулась и пошла обратно к воде, лениво пенящейся вокруг мелких разноцветных камней, разбросанных там и тут вдоль кромки прибоя. Она села на влажный и прохладный еще берег. На шортах, наверняка, будет мокрое пятно, но сейчас Гвен было все равно, ей было слишком хорошо, слишком спокойно на душе, чтобы волноваться о таких вещах. Она сняла шлепки и зарыла ноги по щиколотку в песок. Ощущение было приятным, щекочущим, с одной стороны — будоражащим, с другой — море, что мерно накатывало, потихоньку смывая песчинки с ног, дарило ощущение удивительного умиротворения. Это как — Гвен невольно усмехнулась, сама стыдясь своей улыбки, и вместе с тем радуясь ей — как обниматься с Гэйвеном.

Его близость все еще пугала ее, настораживала, и все это было так непривычно: ощущать всей душой, разумом и телом рухнувшие навсегда барьеры и страшиться того, что это может за собой повлечь. Но в то же время, с каждым новым шагом становясь все ближе, преодолевая собственное тягостное смущение, свои комплексы, Гвен шла навстречу, инстинктивно чувствуя, что комплексы и смущение выбранного ей мужчины на несколько порядков сильнее, больнее и горче, чем все ее страхи вместе взятые. Если всех этих усилий не сделает она, Гвендолин, то они так и замрут, заморозятся в трех шагах друг от друга: вечно вместе, вечно порознь.

Гвен откинулась на спину — песок уже начал нагреваться, не защищенные слишком короткими рукавами майки плечи утонули в его мягкой влажной податливости. Гвен раскинула руки и сделала то, что не делала уже, наверное, лет восемь, а то и больше: двигая руками и ногами, нарисовала на пустынном берегу «ангела».

Когда-то, в одну из немногочисленных поездок с родителями на море (отец не любил жару и предпочитал горы) они с Брайди полдня проторчали у самой воды, перемазавшись по самые уши в песке (мать потом, смеясь и сокрушаясь, долго вычесывала все это безобразие из их волос), соревнуясь, кто сделает больше «ангелов». За ними ходил Дерек и ехидно пририсовывал всем их творениям страшные рожи, уши и хвосты, и еще кое-что другое, пока на него не прикрикнул отец. Гвен не помнила, кто выиграл. Зимой в создании таких же ангелов на снегу всегда побеждала младшая сестра — Гвен утомлялась от быстро промокающей одежды и снега, что неизбежно попадал за воротник, и сдавалась. В песке же то была совершенно другая история: было страшно приятно возить ногами и руками по горячей, иногда даже обжигающей сыпучей его поверхности, зарываться в нее пальцами, широко отводить за спину руки, как крылья — так у «ангелов» получались настоящие крылья в полете.

Брайди, выпячивая вперед нижнюю челюсть, упёрто твердила: «Это у тебя — ангелы, а у меня — призраки!». Гвен, смеясь, возражала ей: «Ты — дурочка, призраки не выносят солнца, они всегда в тени». Но Брайди и в пять лет была удивительно упряма, прямо как баран: «Много ты знаешь о призраках! Настоящие и самые коварные ходят и днем, только притворяются людьми. Но внутри них сидит чудовище!». «Это внутри тебя сидит чудовище!» — досадовала Гвен, завидуя слишком уж хорошо и, главное, быстро работающему воображению сестры. Той всегда было что сказать, а Гвен потом, часто уже много часов спустя, сидела и придумывала, что можно было еще возразить. В отличие от Брайди, она ненарочито умела говорить людям приятное, то, что они хотели бы от нее услышать — но вот защищать себя не могла. Видимо, и над этим придется поработать, хотя бы для того, чтобы отстаивать вот эти все чувства, теперь проснувшиеся в ней — оберегать их от всего мира…