Страница 4 из 61
Евагора вгляделась в своё отражение. Воды много, и чаша хорошо наполняется. Значит, они ещё в самом начале пути, и люди об этом не догадываются.
До грота не доносился фривольный шум ветра и прибоя. Лишь один ровный звук рвал укрытую под сводом тишину – плеск стекающей в чашу водяной струи. Евагора провела пальцами по его каменной постели. Вода просачивалась через потерянную в толще свода щель, но зная, где она, можно было представить, как вместе с водой внутрь проникает и солнечный свет.
Никто не произносил ни слова. Музы молча стояли, склонив точёные головы, и слушали, как в чашу безостановочно стекает время. Евагора затаила дыхание, внимая ему. А когда оторвалась наконец от чаши и обернулась, то увидела двух кудрявых юношей, чьи мокрые волосы лежали непослушно, а тела были крепки, поджары и загорелы, что выдавало в них жителей из морской деревни, но для самой Евагоры значило лишь привлекательность и силу юной мужской красоты.
***
Юда думал, что задохнётся. Он был хорошим пловцом, мог задерживать под водой дыхание на долгие минуты и в поисках лучших ракушек забирался туда, куда остальные не решались. Но подныривать под огромную скалу и продираться через пусть и не длинный, но узкий подводный ход даже ему было страшно. А больше всего пугала неизвестность: вдруг путь не сквозной, и он, следуя за морскими девами, ошибся? И хотя весь его опыт наблюдений за подводными течениями говорил об обратном, когда напала паника, он уже не мог ей противостоять.
Выплыв на поверхность, Юда судорожно забарахтался, сбивая ноги о близкое острое дно, задышал шумно и отчаянно и не понимал, почему воздух от сковавшего грудь страха не проходит дальше горла. Следом выплыл Кана, тоже чуть не задохнувшийся. Он готов был проклясть друга, который плыл первым и, как назло, нерешительно, не давая себя обогнать.
Юноши захлёбывались воздухом, ловя его ртом, отплёвывались и сразу привлекли внимание всех дев. Юда в страхе после пережитого бросился вон из воды. Ноги дрожали, плохо слушались, и с каждым шагом он оскальзывался и спотыкался о неровное дно.
Иона протянула ему руку.
- Я помогу тебе.
Юда протёр глаза от стекающей с волос воды и задохнулся, на этот раз от небывалого смущения. Дева, как и остальные, была совершенно голая. Но саму её это ни капли не тревожило. Она даже не замечала смятения юноши.
Впервые поглядев себе под ноги, он дал ей несмелую руку, и, когда она коснулась, дрожь пробрала его словно электрический разряд, а в голове и во всём теле вспыхнуло нечто, какая-то вспышка, как в опьянении или после близости с женщиной.
Прозрачная бирюзовая вода под ногами была светлой, «черепаховой» от преломлявшегося на её поверхности на зыбкие четырёхугольники света, который, как и они, проник сюда вместе с отливом.
Юда плюхнулся рядом с выползшим на сухие камни Каной. Он дрожал, но не от холода. Девы подошли ближе, обступили их, рассматривали, а он сам себе казался жалким. Их лица осветились безмятежными улыбками, а их тела пожелала бы себе любая из земных женщин.
- Кто вы? – ласково спросила одна.
Юда назвал себя и сказал, что они с Каной из близлежащей деревни. Он всё никак не мог поднять глаз и смотрел себе в коленки. Перед этими совершенными существами, прекрасными, что опасные морские сирены, он испытывал необъяснимую робость. А может они и взаправду сирены, которые заманили своих жертв в потайное, никому не ведомое место?
Евагора, разглядывая юношей, улыбнулась. Они были ещё совсем молоды и очаровательно наивны.
- Вас смущает наша нагота? – спросила Амфитрита. – Смотрите, мы облачились, чтобы не оскорблять вашу стыдливость, люди. Смотрите же!
Через силу Юда с Каной подняли пугливые глаза и увидели одеяния, которые волшебным образом появились на девах: светлые, в тон кожи хитоны, перекинутые через одно плечо. Юношам стало ещё больше стыдно: они так и оставались в мокрых, плотно облепивших ноги штанах.
- Как называется ваша деревня? – снова спросила Амфитрита.
Юда посмотрел на неё, чтобы ответить, и не смог сразу ничего сказать, утонув в её больших тёмных, как малахитовое океанское дно, глазах. Ему вдруг очень захотелось провести руками по её лицу, ощутить белую, поддёрнутую лёгким румянцем на высоких крутых скулах кожу, почувствовать, каковы на вкус её сочные яркие губы, прикоснуться к закрученным в тугие чёрные спирали волосам…
- Эвей-Демаре, - ответил Кана.
- Эвей-Демаре… - нежно и певуче, как имя любовника, повторила Амфитрита.
Её сёстры переглянулись между собой. Они улыбались.
- А вы не из соседней деревни? – спросил Кана.
- Нет, не из соседней, - ответили они со смешком.
Юде стало вдвойне стыдно. Какой же Кана дурак задавать такие вопросы! Ему казалось, девы только смеются над ними.
- Вы – музы, - буркнул он.
- Да, милый Юда, да. Вы нас всё ещё помните?
- Да! – воскликнул Юда. – Вас помнят и чтут, и легенду о вашем приходе передают из поколения в поколение.
Вперёд остальных вышла та, которая первой ступила на берег из моря. Юда запомнил её, будто бы наголо стриженную. Не было волос, которые скрыли бы её маленькую точёную голову, плавную, изогнутую линию шеи и ямочку внизу затылка. Юда видел, как остро торчат её позвонки, словно камешки, брошенные на дно реки, по которым, как по броду, хотелось прошагать пальцами, отсчитывая каждый бугорок. Овал лица был чист и открыт, и даже широкая рубленная линия подбородка не портила его.