Страница 36 из 61
Соферим с трудом перевёл дух и оглядел свои увечья. Разбитые ладони, локти и колени, ссадина на лбу и кровь на подбородке. Всё могло быть куда хуже. Плюнув на руки, книжник, кривясь от боли, стал оттирать присохшую грязь и кровь.
- Предатель Анна! Негодяй! Трус! Из-за него мы чуть не угробились!
- У него не было выбора. Если бы его застали вместе с нами, то обвинили бы в пособничестве.
- Да ты ещё и защищаешь его? После того, как по его милости чуть не свернул шею?
- Он обезопасил себя от подозрений, а значит, способен помогать нам дальше.
Но Симон был слишком зол, чтобы столь легко сменить гнев на милость.
- Всё впустую! Мы так ничего и не нашли!
- Почему же, впустую? Кое-что у нас всё же есть.
Стёртыми ноющими руками книжник извлёк из заплечного мешка чёрную книгу с поблёкшим на обложке названием. Симон выпучил глаза.
- Ты спёр книгу у Садока?
- Ни на что другое не было времени. Смотри, обложка простая и почерневшая от времени. Книга очень старая. Но страницы и сшивающая их нитка целые, значит, открывали её не часто и, судя по всему, очень берегли. Как думаешь, почему?
Соферим заглянул под обложку. В голубоватом изменчивом свете зачинавшегося дня на первой странице читались слова, выведенные устаревшим рубленным шрифтом:
«Книга пророка Иешаи»
***
Первосвященник Кафа Садок терпелив. И пусть Иан Перушим, считает, что подаёт терпения и выдержке пример неискушённому собрату. Стоит поддерживать иллюзии и авторитет старика – по крайней мере, в его собственных глазах. Позволить ему быть ведущим голосом во время службы в храме, например. Пусть несёт народу слово Божье, пусть считает себя пастырем неразумных, до поры. Первосвященник Кафа Садок умеет ждать.
Со своего места, на возвышении в центре центральной части храма – святилища, главе цадокиадов прекрасно виден был весь люд, столпившийся между семисвечными светильниками и столами для хлебных подношений, заполнивший притвор и самые ступени на входе в храм. Первосвященник Иан Перушим вёл эту службу в одиночку. Кафа наблюдал.
На службу в честь средины полнолунного цикла пришёл весь город. Работы над куполом на время прервались. Все участники, которые сами ещё не представляли отведённых им ролей в до мелочей продуманной Кафой сцене, заняли свои места: среди толпы он насчитал всех муз и мастеров, в их числе особо непокорных. Но все они – лишь декорация. Главных же участников гораздо больше. Вот они все здесь, мужчины, женщины, дети, старики, простые и безымянные жители. Толпа. Они, которые пришли сюда сегодня, уйдут обратно уже совсем другими. Об этом Кафа побеспокоится.
Он не сказал ещё ни слова, но смиренно слушал Иана. Старик был нужен. Он говорит красиво. Но вот и близится конец. Пора принимать ключ от людских душ в свои руки.
Народ заволновался, не понимая, что последует за паузой. Кончилась ли служба? Сказали ли отцы и направители народной веры всё, что поручил им Бог?
Но Кафа не спешил. Наконец он выступил вперёд. С отеческой, всё принимающей улыбкой раскинул руки, простирая любовь свою и Бога ко всему народу.
- Благослови тебя Господи, народ Бабиля, и блажен твой город при сынах столь же, что и при отцах! Неисповедимы пути Господни и неизбежны оне, ибо на всё есть воля Его. Предначертал Бабилю и избранному Им народу возродиться к былой славе, что птица Феникс, что возрождает самое себя из пепла. Чтим восход звезды Цирцейской на небосводе, как верный на то знак Его. И не стало ль лучше вам, что признали благословенье Господа и указанный Им путь к величью? Верю я, что, как и знаки, что нам Он посылает, чтите вы безропотно и смиренно также и волю Его.
Но на пути к величью приспешники диавола и сам Сатана не замедляют голову поднять и сим воспрянуть к человеку во имя погружения его во тьму порока. Святый город наш, и добры люди его. Но завёлся в яблоке мира Господнего ненасытный адов червь, души пожирающий. Известно, есть жена у Сатаны, и порождения её сейчас находятся меж вами.
Садок обвёл взглядом лоно храма, полное людьми.
- Когда пришли они в дом Божий и назвались посланцами Его, мы поверили, подпали в обаянье Сатаны. Взгляните только на их лживый облик!
Кафа с неожиданной ясностью поймал страшный умоляющий взгляд Амфитриты. Муза смотрела так, будто просила о всё ещё возможной пощаде. Но теперь было уже поздно. Первосвященник указал прямо на неё и на сестёр, стоящих рядом.
- Как они прекрасны. Как чудовищно красивы. Искусительницы и злые змеи! Когда подбираете змею с дороги по красоте её, разве можете быть уверенными, что она не ужалит смертельным ядом? Они нарекли город новым именем, но что это, как не одно из бесчисленных имён у дьявола? Слова их излучали благость, но что делали они, как не разрушали? Временем освящённые устои, законы Бога на земле, семья как величайшая ценность – для них это всё ничто! Разврат и грех на наших улицах они взрастили. Они дают любовь свою свободно, равно что бесстыдные блудницы. Соблазнили слабых духом и недовольных царством Божьим. Но Бог простит тех, кто, пусть в гордыне отвернувшись от него и поверив дьявольским речам, вернётся и покается, как дети неразумные пред любящим отцом.
Мы заблуждались, видя в прекрасном и легкодоступном истину Его. Но для достиженья лучшей доли Бог проложил на нашем пути тернии, а дьявол путает следы, чтоб привесть в своё царство тьмы. Подослав тех, кто зовётся музами, толкает змей коварный к падению, к греху. Мы все грешны уж только тем, что доверились ему на миг. И больше всех я, Кафа Садок! Покаюсь перед вами во искупление моё, во имя всепрощающего Господа, и чтоб низвергнуть Сатану! Явился ко мне дьявол в обличье прекрасном и искушал измену допустить не только телу, но и моей вере. Сулил все царства мира и славу в обмен на поклонение ему. Но сказано: служи лишь Богу одному. Так ответил я и получил за то удар ко смерти близкий.