Страница 24 из 61
Анна предложил посетительнице расположиться на ложе со свисающей до пола богатой бахромой, но женщина, несмотря на всю обращённую к ней почтительность, отказалась и присела лишь на самый край, как будто не собиралась задерживаться надолго. Молодой священник спросил, не может он ещё чем-то быть полезен, и после краткого отрицательного ответа, пряча глаза и отворачивая лицо, спешно удалился.
Оставшись в одиночестве, незнакомка оглядела сад. Аллеи между стеной вечнозелёных деревьев были пустынны. Внизу перед ступенями террасы пёкся на солнце огород с влажной, недавно политой травой. Источаемый пряный аромат растекался в воздухе вместе с густым запахом пропаренной жирной земли. Тёмные фиговые деревья тяжело ворочали ветвями, осыпая зрелые мягкие плоды. Кипарисы, высокие и стройные, рвущиеся в небо, напротив, стояли недвижимыми иглами. Похрустывал искрящийся гравий дорожек: за кипарисами кто-то ходил.
К ожидавшей женщине вышел богато одетый человек. Наряд выдавал в нём представителя высшей духовной власти: белейшие хитон и верхняя накидка с проходящими по всей длине ярко-бирюзовыми полосами с золотыми кистями по углам, концы широкого шитого пояса спускались до самых пят. Длинный тканевый убор покрывал высоко задранную, словно на подносе возлежавшую, голову, края его спускались по плечам. Однако смуглое лицо мужчины оставалось открытым, в глазах читался живой насмешливый ум.
Хозяин дворца, первосвященник Кафа Садок, выдерживая приятную подкупающую улыбку, поприветствовал посетительницу.
- Своим приходом вы оказали мне большую честь, пресвятая дева.
Женщина, неотрывно наблюдающая за цадокиадом всё то время, что он шёл по саду к ней, пошевелилась, откинула с головы платок. Спирали тугих волос, закрученные в плотный клубок, удерживались заколкой, несколько коротких прядей упали на высоко очерченные скулы.
- К чему такая таинственность, владыка? – спросила Амфитрита.
- Не хотелось бы, чтобы ваш визит вызвал пересуды.
Невольно Кафа, знавший немало красивых женщин, затаил дух при виде исполненного божественным совершенством лика музы.
- В городе только и говорят о прекрасных дочерях Бога.
Мягкие, как самый спелый и желанный плод, алые губы Амфитриты дрогнули в лёгкой притягательной улыбке.
- Вы слишком осторожны, владыка. Ни люди, ни Бог не осудят вас за ваше приглашение.
- В этом я всецело уверен. Приход божеских посланниц ни для кого из нас не может быть постыдным.
Кафа всё ещё стоял перед музой, сцепив руки на обильно расшитом поясе, словно ему было неловко перед ней в собственном доме. Только взгляд выдавал обратное; он в упор разглядывал деву, пожирал глазами каждый изгиб её как будто с картины сошедшей фигуры. Он безошибочным нюхом хищника угадывал в музе внутреннее напряжение, с которым она пришла, и которое ей так и не удалось полностью скрыть за завесой расположения.
- Я велел принести для вас лучшие в этом сезоне фрукты.
Первосвященник указал на широкое лоснящееся тусклым золотом блюдо на столике перед музой. Охристые, интенсивно-красные, как закат, впитавшие всё тепло и весь свет щедрого солнца плоды исходили соком, предлагающие себя, готовые лопнуть от сокрытого внутри под кожицей изобилия. Садок взял один и разрезал специально приготовленным коротким деревянным ножом нежную плоть, протянул половину Амфитрите.
- Прошу, испробуйте.
Наблюдая, как спелый плод тает от одного прикосновения к её губам, как сладкий сок стекает по её пальцам, Кафа размышлял, возможно ли приручить эту деву, как дикую пугливую птицу, начав кормить с рук. Впрочем, не похоже, чтобы она боялась его, скорее была насторожена, как всякое неприрученное животное, оказавшееся в незнакомом месте.
- Хотя моя дворец далёк по красоте от того совершенства, образы которого вы внушаете нашим искусным мастерам, всё же осмелюсь надеяться, окружение радует ваш глаз.
- Да, тут очень спокойно. Все знают, ваш дворец – одно из прекраснейших строений Салима.
- Я бы с удовольствием предложил осмотреть сад, но, к сожалению, нынче солнце в зените, и стоит неимоверный жар.
Кафа Садок полулёжа устроился на втором ложе и, оперев на коленку ухоженную руку, любовался игрой света и переливами ониксовых перстней на пальцах.
- Это огромное счастье для города, что вы и божественные ваши сёстры именно сейчас почтили его своим присутствием. И я, как всякий простой житель, не могу остаться в стороне. Я, как никто другой, быть может, понимаю, какое значение имеет ваш приход. Сотню лет мы ждали благословенья свыше, и вот вы явили его, спустившись с небес, как говорили наши праотцы. Сотню лет… и сейчас оно нам нужно, как никогда.
- Бог всегда оставался среди людей, как и благословенье его. Мы ничего не принесли, лишь открыли то, что хранит человеческая природа. И все заслуги, которые нам приписывают, они не наши, но таланты человеческого рода.
- В любом случае, без вас они вряд ли бы стали возможны. Вы вдохновляете, открываете глаза на простоту прекрасного, - Кафа бросил быстрый косой взгляд на собеседницу. – Насколько я знаю, неуёмного выдумщика Джотту называют вашим избранным мужем. Вам известно, я поручил ему большой заказ прямо в этом дворце.
- Да. Он упоминал об этом, - Амфитрита заметно оживилась, обратила к первосвященнику открытое, взволнованное лицо, озарённое светом триумфа. – То, что он сделает, будет шедевром, я обещаю вам, владыка. Прошу только, не мешайте ему. Знаете, как он пишет свои картины: я закрываю ему глаза вот так, - муза вскинула руки и приложила ладони к лицу, - и он берёт кисти и рисует, а сестра моя Немертея ведёт рукою по холсту, и он угадывает и повторяет кистью каждое её движение.