Страница 22 из 61
Мастер Эзра намекнул ученику, что это не те вещи, над которыми ему стоит задумываться.
- Твоя беда, Соферим, что ты стремишься думать даже там, где этого лучше избежать, - сказал мастер-скриптор, выслушав догадки ученика. – Ты сам-то веришь словам Перушима?
- Что музы порочны и порождены дьяволом? Ни на йоту! – пламенно заверил Соферим.
- Ну и Бог с тобой! Делай, как велят, и сразу же забывай об этом. И, разумеется, не болтай.
Соферим понимал, что мастер говорит мудро, но не мог до конца следовать его советам. Конечно же он не верил, что музы, в том числе его возлюбленная Асия, посланы злыми силами, как утверждал Перушим. Но что, если сам Бог потребует слишком большую плату за счастье любить их? Эти мысли неотступно терзали его.
- Но скажите мне, - громко вопросил юноша, не в силах дольше терпеливо молчать, - а что потом?.. Я хочу сказать, когда мы выполним волю вашу? Что будет ждать нас?
Филипп, Джотта, Симон и даже отстранённый задумчивый Дуранте замолкли и поглядели на книжника с удивлением. В опьянении успехом и любовью они никогда не задавались такими вопросами.
На просветлённые лики муз легла тень печали.
- Почему ты так малодушен, Соферим? – весело спросил Джотта. – Твоё уныние порождает глупые вопросы.
- Нет, он правильно спрашивает, - тихим голосом вмешалась Амфитрита. – Никто не знает, что будет потом. Но когда-нибудь мы уйдём.
Мужчины с непониманием уставились на музу. Всех смутила печальная строгость, с которой она говорила.
- Уйдёте? Но почему?
- Музы всегда уходят. Неизвестно, почему.
- Он вас призовёт к себе обратно? – спросил Дуранте Дельи.
- На всё воля Его.
- Когда же настанет этот день? Ведь такое уже происходило раньше, когда вы приходили столетия назад?
- Нам неизвестно это так же, как и вам. За сотни лет ни одно поколение людей сменилось. Вы забыли, и мы забыли вместе с вами.
- Не верю, что Господу может быть угодно разлучать нас так скоро, едва он показал нам вершину идеала, - сказал Джотта. – Скорее то происки дьявола, не желающего возвышения человека. Но мы ему вас не отдадим.
Художник притянул к себе напряжённый стан Амфитриты, чьи волосы, как змеи скользнули по его рукам, и поцелуем стёр печать волнения с чела. С другой стороны к нему прильнула белокожая Немертея. Беспокойные глаза мятежного морского цвета под резким сломом вздёрнутых бровей пускали стрелы в избранника, которому она доверилась всецело. Тонкие и длинные, как лучшие кисти для картины, руки легли ему на грудь, как будто ждали, что вот сейчас он их возьмёт, укажет путь им по холсту и сделает продолжением своих. Со смехом Джотта повалил муз на себя, обоих жён его, и целовал с восторгом и искренней любовью.
Лаомедея крепче стиснула ошейник своего объятия на шее у Дуранте. Они слились губами за упадшей на лица, как щит, как легчайшее покрывало, занавесью её мягких, словно пух, волос.
Филипп поймал и усадил подле Диону, и скользнул руками ловко под её простое свободное одеянье.
Златая Галатея и Михаэль, когда-то бывший шут и сочинитель хлёстких песен, сомкнулись в сладостном объятии.
- Иона, иди ко мне!
Симон сорвался с места, где праздно возлежал, и привлёк к себе волоокую Иону. Хорошо, что среди друзей нынче не было мастера Михаэля. Его прилежный ученик мог всецело рассчитывать на полное внимание и ответные ласки возлюбленной.
Всё, что происходило дальше, обращалось оргией под гимн любви и сладострастные порывы плоти. Предвкушающее и тянущее томленье сгустило воздух. Оно искало выхода, разрядки.
- Соферим…
Внезапно Асия оказалась рядом, манящая, влекущая безумно всё существо его. Но что они здесь делали вдвоём, посредь всеобщих и бесстыдных ласк любви? Соферим, уже готовый отринуть разум свой и погрузиться в зовущую пучину бездумного и первобытного желания, как пощёчину получил и очнулся. На пороге Флорариума стоял Анна. Узрев представшую картину, он развернулся и, ни слова так и не сказав, скрылся на улице. Но лицо своё он спрятать не успел: лицо выразило обиду, смятение и омерзение, и было что-то в нём ещё, едва мелькнувшее, что Соферим не разгадал.
Юноша подорвался следом и нагнал священника уже через полквартала, так быстро Анна шёл.
- Анна, подожди!
- Чего тебе?
- Что ты хотел сказать, когда пришёл?
- Какая разница! Теперь уже неважно.
- Если ты говоришь так из-за того, что видел… Но музы совершенны. Они созданы Богом для любви.
- Прекрати! – огрызнулся Анна.
Он остановился. Оба тяжело дышали от быстрой, сбивчивой ходьбы и быстрого, поспешного разговора.
Среди домов на улице сгущалась мгла, в домах зажглись лампады.
- Думаешь, мне не известно, кто они? Но почему избирают они их? Посмотри, Соферим, с кем вы водитесь! С нищими и попрошайками. Кто там остался – бывший шут, скабрезный стихоплёт – уличные нищеброды! И музы отдают им предпочтенье!
Анна вдруг замолк, резко оборвав высокий голос.
- Но чем мы, цадокиады, не угодили Богу, что он нас обделил?
- Но Анна, послушай же…
- А, впрочем, всё пустое. Я не держу на вас с Симоном зла - и довольно! – отмахнулся Анна, изображая безразличье. – Мне пора. Надо быть в храме.
Священник неопределённо махнул на прощание и заторопился дальше, оставив Соферима ещё долго глядеть себе в след.
- Кто этот человек?
Книжник вздрогнул и, обернувшись, увидел Асию. По обычаю местных женщин перед выходом на улицу она накинула на голову платок. Со спрятанными волосами её глаза казались необычайно большими и тревожными.