Страница 37 из 100
Пролежав в своем укрытии минут двадцать, я понял, что занимаюсь какой-то фигней. В таком положении лучше моральным терзаниям не предаваться! Я обещал Лите, что выживу, и я это сделаю.
Я встал, посадил Штуковину на плечо и отправился к воротам. Опасаться, что меня увидит кто-то посторонний, не приходилось: людей в этих местах не было, а вояки улетели почти сразу после моего «нападения». Даже если они вернутся, произойдет это не скоро, да и я буду слишком далеко.
Первой меня почуяла собака, она залилась лаем и побежала мне навстречу; я видел ее по ту сторону ворот. А потом послышался голос Островского:
- Что там, Рика, кого учуяла?
Он не волновался, значит, решил, что собаку привлекло присутствие какого-то зверя. Если отбросить детали, так оно и есть, но детали отбрасывать не надо.
- Леонид Витальевич, это я!
Пока я решил обращаться к нему так, как это делала Лита, а потом посмотрим.
- Кто? – мгновенно насторожился он.
- Кароль! Пустите, прошу. Я один и мне очень нужна ваша помощь!
В прошлый раз мы расстались достаточно холодно, так что я и не надеялся на радушный прием. Я понятия не имел, что буду делать, если он откажется сотрудничать. Насильно получить дружбу невозможно.
Однако Островский открыл ворота, вышел ко мне, хоть и с ружьем наперевес. За это время он окреп, загорел и уже не напоминал огрызок. А ведь Лита опасалась, что эта глушь убьет его!
- Что ты здесь делаешь? – мрачно поинтересовался он. – С поводка сорвался, что ли? Где Лита?
- Лита на базе, а я… Меня изгнали. Обвинили в том, чего я не делал, а теперь охотятся. Мне некуда пойти, а один я больше не могу, поэтому я пришел к вам.
Я сказал ему все это равнодушно, без мольбы, потому что после всего, что случилось, я не собирался унижаться. В то же время, я очень нуждался в его помощи, поэтому предпочел сообщить ему всю правду.
Островский не спешил меня жалеть:
- Почему я должен тебе верить? Меня смущает отсутствие Лолиты. Вполне возможно, это какой-то план, чтобы вернуть меня в проект!
Бред! Какой еще план? Если бы его хотели вернуть, его бы скрутили, бросили в вертолет и оттранспортировали на базу, да так, что он и пикнуть не успел бы. Кому нужны лишние хитрости?
- Вы можете мне поверить, потому что я не стал бы доводить себя до такого состояния ради какого-то обмана!
- Какого еще состояния?
Вместо ответа я убрал чешую с груди, – насколько это было возможно, - позволив ему увидеть побледневшую, иссохшуюся кожу, покрытую язвами. Некоторые из них начали подгнивать, и это беспокоило меня больше всего. Мой организм способен вынести многое, но есть предел. Думаю, внутреннее разрушение – следствие голода, долгого употребления исключительно соленой воды и огромного расхода энергии.
Островский присвистнул, убрал ружье:
- Да, потрепало тебя. Не скажу, что мне жалко, но я не могу позволить, чтобы работа Володи пропала просто так. Идем со мной.
Он не стал спрашивать, почему кому-то понадобилось меня изгонять. Вряд ли ему совсем не интересно, просто он понимает, что я не настроен на разговоры.
А это тип не такой уж бессердечный старикашка, как я предполагал!
Пока он вел меня к дому, я успел отметить перемены на участке. Огород разросся, появился второй сарай, а в небольшом загончике паслись козы, нервно косившиеся на меня. Довольно любопытный момент: Островский не отдыхал здесь, а работал, но от этого восстанавливался. Правда, мне такой метод вряд ли поможет.
- Что ты ешь? – поинтересовался он, когда мы расположились на небольшой кухне.
- Все, что едят люди.
- В люди заделался?
- Не по своей воле.
Жил он здесь небедно, видно, совсем обустроился. Мне очень не хотелось вмешиваться в эту жизнь, но так уж получилось.
- А это что за хрень? – Островский кивнул на Штуковину, которая стратегически подкатывалась к корзине с фруктами.
- Штуковина, - пояснил я. – Питомец мой. Ну, или что-то вроде того.
- Типа ручной собачки?
- Типа да, только ядовитая.
- Насколько?
- Человек на тридцать хватит.
Островский покосился на Штуковину с возросшим уважением, но на всякий случай отодвинулся подальше.
Потом он оставил меня обедать, - или первый прием пищи независимо от времени считается завтраком? - а сам ушел готовить для меня комнату. Домик был небольшой, но отдельное помещение нашлось. Меня волновало только наличие там кровати, больше я ни в чем не нуждался.
Вернувшись, Островский заявил:
- Пока я тебя ни о чем не спрашиваю, потому что ты едва на ногах держишься, и это видно. Но завтра тебе придется отвечать. Если ты хочешь остаться в моем доме, отмалчиваться не получится. Усек?
Я сонно кивнул, после еды меня совсем разморило.
- Вот и славно. Пойдем, проблема, отоспишься.
***
- Ай, поосторожней, не с мясом работаешь!
Я почти сразу прекратил обращаться к Островскому на «вы», потому что он оказался вовсе не таким замкнутым и надменным стариком, как хотел казаться. Да, он любил поворчать, но не от злости, просто привычка такая. Вот и сейчас он отозвался довольно мрачно:
- Молчи, калоша плавучая, а то сам все делать будешь!
Я уже не вызывал у него раздражения – вообще. Не то чтобы мы много общались за прошедшие с моего прибытия дни, просто у нас не было причин враждовать.
Сейчас Островский обрабатывал язвы у меня на спине. Правда, в его понимании «обрабатывать» означало бесцеремонно швырять на них сгустки зеленоватой мази и бубнить оскорбления в мой адрес.