Страница 157 из 185
Да, я помню. Тогда я была готова, но с тех пор столько всего изменилось…
- Есть кое-что в моей жизни, о чем я не хочу, чтобы ты знала. Нет, не измены… Не криминал… Впрочем, сейчас криминал – это попросту бизнес. Это даже не настоящее, это прошлое, но все равно...
Надеюсь, он не заметил, как я медленно выдыхаю.
- Но знаешь, что беспокоит меня больше всего? – я храбро качаю головой, а он продолжает. – Даже если ты узнаешь, даже если не примешь меня, я не смогу тебя отпустить. Я не знал, что любовь – это так… неразрывно.
И нескончаемо больно, если любит один, а второй – позволяет. Я знаю. Я помню. Я несколько месяцев провела без него, любя, ожидая, надеясь, будучи в лапках недругов, когда он боялся меня полюбить, боялся поверить. Да, любовь причиняет боль, и поэтому я постараюсь не доставить ее никому. Даже мужчине, который предал меня. Мужчине, который мне не поверил.
Я, быть может, и ошибаюсь и не раз поплачусь за свою ошибку, но по-прежнему думаю, что сила не в мести, не в испытаниях, через которые ты проходишь. Сила в том, чтобы достойно пройти через испытания вместе. Сына я потеряла. А Яр? Удержу ли его? Хочу ли его удержать? Мы из разных миров. Да, пока его мир заткнулся, но вряд ли надолго. А моя родословная не изменится.
Мне выпала честь стать объектом мести потомков аристократов. Мне, единственной из трех жен. Первые две догадались сами уйти, а я… девочка заигралась, девочка потерялась в огромном дворце и ее быстро вышвырнули. Не без помощи Яра. И вот именно этого я простить не могу. Не холода под своими коленями, не колких плит, по которым ползла, не молчания челяди, которая видела все, но боялась вступиться и потерять хлебное место.
Он должен был быть со мной рядом, но был против меня. И пока у меня нет доказательств, что что-нибудь изменилось. Кстати, о главном, о том, что вовсе не подлежит прощению…
- Что было в том пузырьке?
Он не отводит глаза, не тянет паузу, не пытается выкрутиться или сделать вид, что не понял.
- Приворотное зелье. Так мне солгали.
- То есть, ты хотел приворожить меня и затем выбросить? – Я начинаю истерически хохотать. – Ты действительно думал, что это сработает? И мечтал, небось, как я буду кружить под твоими окнами, и просить меня полюбить? Если выживу. А у меня не было шансов!
Его руки отводят пряди моих волос от лица, пытаются успокоить, но я вырываюсь. И продолжаю смеяться – уже не так громко, не так надрывно, но мне все еще жутко смешно. То есть, смешно мне до жути.
- Я уже был накачан наркотиками, когда мне подсунули это зелье, когда сказали, что только так я верну твои чувства. По-другому не сможешь, не простишь, не забудешь…
- Не смогу. Не прощу. Не забуду, – соглашаюсь я, идиотски хихикая.
А он все равно не бросает меня, ждет чего-то, что-то высматривает, к чему-то прислушивается, а потом, не дождавшись, не высмотрев, говорит:
- Я хотел, чтобы ты любила меня, потому что понял, что приму тебя даже с чужим ребенком, даже после того, как увидел своими глазами, как ты кончала с другим.
А вот здесь моя психика не выдерживает. И я рвусь из объятий, бегу из машины, спотыкаясь на каблуках, путаясь в шубе, не оглядываясь, хотя хочу оглянуться.
Я не плачу. Нет, я не плачу. Это снег, белый, пушистый, влажный - прикоснулся к ресницам. И я не сажусь на ступени – я просто споткнулась. И лестница вовсе не грязная, и мне плевать, даже если не так. Я не плачу. Нет, я не плачу. Я сильная.
Отдышавшись, утерев лицо рукавом (клатч с салфетками остался в машине), поднимаюсь на свой этаж. Нет ключей – не беда. Дом не пустует, в нем ждут, в нем никто не предаст, в нем меня любят любую.
- Эй, а еще позже нельзя было вернуться? – пыхтит Егор, стягивая с меня шубу.
Он, кажется, и не заметил, что минуту назад я была очень не в духе. Кажется, не заметил, что по ресницам моим таял снег. Бухтит, крутится возле меня, подталкивает к кухне, а потом, почесав макушку, подпихивает в зал.
- Переоденься сначала, руки помой, умойся, а потом милости просим на кухню. Давай, давай, а то остынет.
- Что остынет? – недоуменно посматриваю на парующую кастрюльку.
- Что-что, - передразнивает, - пельмени по-русски. Думаешь, я не понимаю, что ты ничего в ресторане не ела? Давай, не создавай мне массовку, иди переодевайся и смывай бактерии.
Не сдерживая порыва, целую свое золотце хозяйственное, еще бы потискать, но не дается и торопит. Закидывает пельмени, помешивает, на меня не отвлекается, и мне ничего не остается, как подчиниться этому потоку любви. Переодеваюсь шустро – почти в плюшевые брюки, как и мои тапочки с собачьими ушками, мятую фланелевую рубашку, и через ванную спешу на ужин.
- Кстати, - оглядываюсь по сторонам, пока мальчишка за мной ухаживает и щедро насыпает пельмени, сдабривая густой сметаной, - а где Звезда?
- Спит, - возмущенно вздыхает. – Набегалась, наелась и спать улеглась.
- А где спит-то? В коридоре я на нее точно не наступала.